Татьяна Мастрюкова - Болотница

– Чего тебе, Вичка? – тут же сонно откликнулась мама. Папа продолжал похрапывать.

– Там шуршит кто-то на улице.

– Да собака какая-нибудь, наверное, ходит. Или кошка. Это же деревня. Спи давай.

– Ладно.

Я вернулась к себе, продолжая стараться не шуметь. Но вовсе не потому, что не хотела будить родителей. Закутавшись в одеяло, я ещё несколько минут напряжённо вслушивалась. За окном было тихо, но мне всё равно казалось, что там тоже прислушиваются. Разумное мамино объяснение отчего-то нисколько меня не успокоило. Может быть, потому что днём я не встречала ни одной кошки.

Но я всё равно заснула.

Утром после завтрака папа отправился обратно домой. Мы проводили его на машине до конца деревни, а потом он нас высадил, расцеловал и уехал. Мы с мамой махали ему, пока машина не скрылась за лесным поворотом и не стало слышно мотора. На нас сразу навалилась тишина. Ну как тишина – когда слышно только редкое пение птиц да шелест листьев.

Мы взялись за руки и пошли обратно к теперь уже нашему дому.

Всё-таки Анцыбаловка очень странная деревня.

Я первый раз рассмотрела её всю, от начала до конца, потому что дома стояли по обе стороны единственной улицы, какой участок чуть дальше, какой чуть ближе к дороге, и было их не больше десятка.

Те дома, которых покинули хозяева, казались какими-то приземистыми, будто сутулыми, и толстые брёвна, из которых они были сложены, выглядели слишком тёмными, будто горелыми, не смотря на густую зелень, со всех сторон обступившую их. Хотя все окна были целы, яркая краска, жёлтая и голубая, которой были выкрашены наличники и карнизы, ещё не сильно выцвела. На крыше большинства домов торчала печная труба. Мне показалось, что этим домам больше ста лет, если не двести.

Яблони и черёмуха в садах словно согнулись от времени, как старушки; дорожки заросли травой, вьюном и одуванчиками; скамейки у забора рассохлись и покосились, краска на них облезла. Заброшенные огороды поросли крапивой.

На одном из домов красовалась обрамлённая плющом ржавая табличка ещё советских времён «Дом образцового содержания». У этого дома был даже резной фасад, правда, уже изрядно подпорченный древоточцами.

Жилые участки на самом деле выглядели тоже не слишком приветливо. Хотя у оставшихся жителей (как я поняла, это были сплошь одинокие старушки, не считая старика с собакой) были и баньки, и плодовые деревья, и обработанные огородики, но всё это имело увядающий вид, словно ухаживали за хозяйством по инерции и в любой момент без сожаления оставили бы. Возможно, в силу возраста им было трудно поддерживать хозяйство на должном уровне.

Наш участок был самым приличным. Пусть и не такой ухоженный, он выглядел обжитым. Но оно и понятно, ведь хозяин перед началом дачного сезона нанимал работников приводить дачу в порядок.

– Странно, что здесь такие тихие животные, – задумчиво сказала мама, когда мы прошли мимо лежавшей на дороге уже знакомой рыжей псины, а она даже не пошевелилась, только внимательно глядела на нас из-под полуопущенных век. – Я, кажется, видела кур у одной старушки, там ведь, по идее, должен быть петух. Ты слышала, чтобы они кудахтали, чтобы кукарекал кто?

– Могу я покукарекать! – предложила я, не разделяя маминого беспокойства. По мне, так и нечего им орать. Я собиралась вставать поздно и отоспаться наконец. Должна же быть хоть какая-то польза от этой глухомани.

– Наверное, эта псина и шастала у тебя под окном. Видишь, они здесь ночные жители.

– Как вампиры, что ли?

Тут из дома, мимо которого мы проходили, вышла пожилая женщина, одетая как старенькая бабушка. Даже в валенках, будто мёрзла. И совсем по-деревенски голова повязана белым платком. Мне она показалась не такой уж дряхлой, но весь её вид показывал крайнюю степень усталости, будто она либо перетрудилась, либо сильно болела.

Она молча подошла к своей калитке, опёрлась на неё и стала смотреть на нас без всякого выражения. Мы с мамой вежливо поздоровались, но она словно не услышала нас. Будто мы картинка в телевизоре или голограмма. Я даже засомневалась, видела ли она нас вообще.

Когда мы дошли до деревянного колодца, стоящего прямо в центре деревни, бабушка развернулась и так же молча ушла обратно в дом. Я как раз в этот момент оглянулась на неё.

– Слушай, мам, а у них есть телевизоры, как думаешь?

– Подозреваю, что ничего у них нет, только радио. Радио должно быть. Не пойму, неприветливые они или недоверчивые. Вчера мы с папой прошлись познакомиться, так с такой неохотой они с нами разговаривали, ни одна даже в дом не пригласила, всё через забор. Некоторые вообще проигнорировали, хотя я видела, что в окошко смотрели на нас, и бельишко сохло. Так недовольны были, что мы с ребёнком приехали. Можно подумать! – мама возмущённо фыркнула. Она терпеть не может, когда кто-то плохо обо мне отзывается. – С трудом из этого единственного старика Василия Фёдоровича вытянули, где здесь продукты можно купить. Место такое красивое, тихое, чем-то даже привлекательное, а вот люди не очень.

– Ну и ладно. Зато они не будут к нам приставать со своими дурацкими разговорами, – беспечно пожала я плечами.

Но маме всё равно такое поведение казалось очень неестественным.

– Обычно одинокие старики ищут общения, рады, что можно поболтать, новости узнать. А тут, я поняла, они и между собой-то не сильно общаются. Странные, странные люди.

– Главное, чтобы они не оказались людоедами. Может, им надоели их куры. И ночью они соберутся своей бабушачьей бандой и ка-а-а-ак набросятся на нас! – резвилась я.

– Да мы с ними одной левой справимся! – рассмеялась мама. Так мы подшучивали друг над другом постоянно.

Весь день я валялась на одеяле в теньке под яблонями, грызла падалицу и читала найденные в доме старые журналы. Мама возилась в доме, а потом пришла ко мне загорать.

Стояла какая-то удушающая жара, и, судя по прогнозам, первый дождь обещали только через неделю.

Несколько раз мама спросила меня, не чувствую ли я странного запаха, и беспокоилась, что папа неплотно закрыл тот старый колодец. Но я ничего особенного не чувствовала, кроме скуки. Сеть ловилась отвратительно, я едва успела послать всего одно сообщение в чат с подружками, а потом только играла в быстро надоевшие игрушки на телефоне и пересматривала старые посты и картинки, да слушала закачанную музыку. Обычно я пользовалась своей подборкой «ВКонтакте», но без интернета одни и те же композиции быстро надоедали, хотя я всё равно из упрямства слушала их по кругу, отгородившись наушниками от внешних раздражителей (или, если быть точной, от раздражающей тишины).

Как я и говорила, ничего не происходило.

Тут вдруг, лениво перелистывая очередную «Юность», среди какого-то совершенно прозаического рассказа я наткнулась на вложенную между листами небольшого формата тоненькую брошюрку, оказавшуюся каким-то почти самиздатовским журналом в двадцать листов про паранормальные и прочие мистические явления. Кто-то набирал текст на печатной машинке и потом ксерокопировал страницы. Листы издания совершенно пожелтели, а немногочисленные фотографии, призванные иллюстрировать статьи, были настолько нечёткими и чёрными, что практически невозможно было разобрать, что на них изображено. Какая-то абстракция, ни на что не похожая. К примеру, если бы не было сопроводительной подписи, фотографию одного из очевидцев вполне можно было спутать с картинкой горелого унитаза. Не знаю, существовала ли обложка, но если и существовала, то до нашего времени она не дожила. Судя по отдельным упоминаниям, журнал был издан в 1993 году и некоторым образом претендовал на научность: после каждой совершенно невероятной истории про встречи с мистикой или инопланетным разумом следовал комментарий специалиста, разъясняющий отдельные нюансы и подтверждающий или, гораздо реже, опровергающий приведённые факты. Экспертами здесь выступали «известные парапсихологи», «потомственные ведуньи» и даже один физик-ядерщик, но тоже «знаменитый уфолог». Судя по фамилиям и именам, этот жалкий журнальчик комментировался профессионалами и учёными со всего света.