Роберт Маккаммон - Рассказы [компиляция]

— Кайл, а где Томми?

— Подойдет через пару минут, — сказал Кайл и остановился перед ней. Он чувствовал, как под ногами, между бетонных свай, колышется море. — Почему бы нам не прогуляться в конец пирса?

Элли ничего не говорила. Хоуп спала. Ее головка покоилась на плече Элли.

Кайл поднял взгляд на полное звезд небо и на серебряный ломтик луны.

— Раньше мы приходили сюда вместе. Помнишь?

Она не ответила.

— Приходили и наблюдали за ночной рыбалкой. На конце этого пирса я попросил тебя выйти за меня. Ты помнишь?

— Помню, — раздался тихий голос.

— Затем, когда ты сказала «да», я сиганул с пирса в воду. Помнишь это?

— Я подумала, что ты спятил, — сказала Элли.

— Так и было. И так есть. И так будет всегда.

Он видел, что она сильно дрожит.

— Томми? — раздался в ночи ее окрик. — Томми, живо сюда!

— Пойдем со мной. Хорошо?

— Я не могу… Не могу… решить, Кайл. Не могу…

Кайл взял ее за руку. Ее пальцы были холодными.

— Тут нечего решать. Все под контролем. Понимаешь?

— Мы можем… постоять прямо здесь, — сказала она. — Прямо здесь. В безопасности.

— Есть лишь одно безопасное место, — произнес Кайл. — И оно не здесь.

— Томми? — позвала она, и голос ее сорвался.

— Пойдем со мной. Пожалуйста. — Он крепче сжал ее ладонь.

И она пошла.

«Джолин» отгрызла от пирса последние сорок футов, и тот обрывался зазубренной кромкой, под которой Залив хлестал по сваям. Кайл приобнял жену и поцеловал в щеку. Ее кожа была горячей и влажной. Она склонила голову ему на плечо, в то время как на ее собственном плече лежала головка Хоуп.

Кайл расстегнул ветровку.

— Это был хороший день, так ведь? — спросил он, и Элли кивнула.

Сильный ветер, налетая с моря, дул им в лица.

— Я люблю тебя, — сказал Кайл.

— И я тебя, — откликнулась она.

— Ты замерзла?

— Да.

Он протянул Элли свою ветровку — накинул на плечи и застегнул, укрыв ребенка.

— Глянь на эти звезды! — сказал он. — Нигде больше не увидишь столько звезд, кроме как на пляже, правда?

Она согласно кивнула головой.

Кайл поцеловал ее в висок, а через миг — всадил в него пулю.

Затем он отпустил ее.

Элли и ребенок упали с пирса. Кайл наблюдал, как ее тело качается на волнах залива — то вверх, то вниз. Волны приподняли ее, захлестнули, перевернули на живот и разметали волосы, придав им сходство с раскрытым веером. Кайл взглянул на небо. Глубоко вздохнув, он снова взвел курок и сунул ствол пистолета в рот, целясь вверх, в сторону мозга.

«Боже прости меня ада нет ада нет…»

Послышался низкий рокот. Кайл понял, что это был шум работающих механизмов.

Зажглись огни — в небо ударило яркое зарево. Звезды померкли. В беспокойных волнах отразились разноцветные росчерки света.

Музыка. Где-то вдалеке играл орган.

Кайл обернулся; казалось, его кости сковало льдом.

«Миля чудес».

«Миля чудес» ожила.

Огни обрамляли колесо обозрения и рельсы американских горок. «Супергорка» сверкала потоками воды. Карусель светилась, словно праздничный торт. Ночное небо над «Милей чудес», будто призывая на праздник, обшаривал направленный вверх луч прожектора.

Палец Кайла лежал на спусковом крючке. Он был готов.

Колесо обозрения начало вращаться — неспешно и со скрипом. В гондолах виднелись какие-то фигурки. Центральная дорожка американских горок, лязгая шестеренками, пришла в движение, и затем вагонетки поползи наверх, к вершине первого склона. В вагонетках сидели люди. Хотя нет. Не люди. Не человеческие существа. Они.

Они захватили «Милю чудес».

Кайл услышал, как они восторженно завопили, когда вагонетки американских горок съехали вниз по склону, точно длинная, извивающаяся змея.

Карусель вращалась. Органная музыка — потертая запись — доносилась из динамиков, установленных в центре аттракциона. Кайл наблюдал за гарцевавшими по кругу наездниками, вынув изо рта ствол пистолета. В «Тусовке» теперь перемигивались лампочки, а из музыкального автомата исторгались раскаты рок-музыки. Кайл видел их в танцевальном павильоне — сгрудившись тесной толпой, они отплясывали на краю моря.

Они забрали все. Ночь, города, поселки, свободу, закон, весь мир.

А теперь еще и «Милю чудес».

Кайл свирепо ухмыльнулся, сквозь бегущие по щекам слезы.

Вагонетки американских горок носились туда-сюда. Колесо обозрения крутилось все быстрее.

Они, конечно же, подключили генераторы — там, в парке развлечений. Бензин, необходимый для работы генераторов, они раздобыли на Полосе, на какой-нибудь заправочной станции.

Из бензина и бутылок можно понаделать бомб.

Отыскать генераторы. Отключить «Милю чудес».

В пистолете осталось четыре патрона — страховка на тот случай, если бы он напортачил и, вместо того, чтобы убить, только ранил. Четыре патрона. Ключи от машины остались лежать в кармане ветровки.

«Спи спокойно, милая», — подумал он.

Я присоединюсь к тебе.

Но не сейчас. Не сейчас.

Возможно, он сможет заставить вагонетки американских горок сойти с рельсов. Возможно, ему удастся взорвать «Тусовку» вместе со всеми, кто набился внутрь. Этой звездной летней ночью из них получится отменный костер. Кайл стиснул зубы. Его нутро переполняла ярость. Они могут забрать мир, но не отнимут у него семью. И, если у него получится что-нибудь с этим сделать, они поплатятся за то, что захватили «Милю чудес».

Он сошел с ума. Он знал это. Однако миг прозрения отбросило прочь, подобно телу Элли, унесенному на волнах. Крепко сжав пистолет, Кайл сделал первый шаг в сторону берега.

«Осторожно. Держись темноты. Не дай им себя увидеть. Не дай им учуять себя».

Крики и хохот разносились над «Милей чудес», пока одинокий мужчина шагал вдоль пирса. В руке у него был пистолет, а в разуме — пламя.

Кайл понял, что его отпуск закончился.

Это был одинокий дом в одиноком краю.

Ветер дул отовсюду, взметая клубы одинокой пыли. Поля запекались под серым солнцем. Когда немногие птицы, что еще оставались в живых, пролетали мимо — всегда мимо, всегда направляясь куда-то еще, — хилые деревья как будто кручинились, опечаленные тем, что их отвергают, ибо не было гнезд среди тонких ветвей и не звучали в них сладкие трели юности.

Женщина, жившая в доме, была тверда и сурова. Потому что иначе нельзя.

Сам мир стал суровым. Глядя вдаль поверх земли цвета ржавчины, женщина видела в мареве на горизонте нефтяные качалки. Они замерли уже очень давно. Их время закончилось. Электричество тоже отдало концы после великих бурь, аномальной зимней жары и землетрясений, от которых растрескалась пересохшая земля и раскололись пыльные дороги, и даже скалистые холмы на всем протяжении двадцати долгих миль до Дугласвилля почти изменили свои очертания, как представлялось жестким голубым глазам женщины, жившей в доме.