Джо Хилл - Носферату, или Страна Рождества [litres]

Ребенок носил рваный меховой плащ и длинные неопрятные волосы, которые, казалось бы, указывали на женский пол, хотя Вик не была уверена в этом. Она – он? – имела костлявые пальцы с длинными желтыми ногтями. Под гладкой и белой кожей виделся черный узор, так что лицо напоминало безумную эмалевую маску, лишенную какого-либо выражения. Ребенок – живой труп – без слов наблюдал за ее проездом. Глаза девочки, когда в них отразилось сияние фар, вспыхнули красным цветом, как у кровожадного животного.

Вик повернула голову и покосилась через плечо. Она увидела других детей, появлявшихся на аллее позади нее. Один держал серп. Еще двое были босые. Босые на снегу.

Это плохо, – подумала она. – Тебя уже окружили.

Вик посмотрела вперед и увидела перед собой кольцевую развязку, окружавшую самую большую рождественскую ель, которую она видела в своей жизни. Дерево было выше ста двадцати футов в высоту. Основание ствола напоминало по толщине маленький коттедж.

Под углом к огромной центральной развязке проходили еще две дороги. Оставшаяся часть круга была огорожена каменной стеной высотой по пояс, за которой находилось Ничто. Мир там словно бы кончался, погружаясь в бесконечную ночь. Вик это хорошо разглядела, следуя за «Призраком» по широкому кругу. Поверхность стены сверкала, покрытая свежим снегом. Дальше располагалась маслянистая пленка темноты, смешанная со звездами, – светилами, которые катились в замерзших потоках и невыразительных вихрях. Это небо выглядело в тысячу раз ярче, но казалось таким же фальшивым, как и то, что она рисовала в книгах «Поискового Движка». Мир там кончался. Она смотрела за пределы холодного, непостижимого воображения Чарли Мэнкса.

Внезапно огромная рождественская ель озарилась огнями, и тысячи электрических свечей зажглись на ней, собирая вокруг себя детей.

Некоторые устроились на нижних ветвях, но большая часть – около тридцати – стояли под яркими игрушками, в ночных рубашках, мехах и бальных платьях пятидесятилетней давности, в шляпах Дэви Крокетта, плащах и в полицейской форме. Казалось, все они носили изящные маски из белого стекла – рты застыли в улыбках с ямочками на щеках, с губами слишком полными и красными. При близком рассмотрении маски превращались в лица. Тонкие – примерно в волос толщиной – трещины на прозрачной коже были венами; неестественные улыбки показывали рты, полные крохотных заостренных зубов. Они напоминали Вик античных китайских кукол. Дети Мэнкса были не подростками, а холодными куклами с острыми зубами.

Один мальчик, сидевший среди ветвей, держал зазубренный нож Боуи – такой же длинный, как его предплечье. Маленькая девочка раскручивала цепь с крюком на конце. Третий ребенок – Вик не могла сказать, девочка или мальчик – сжимал тесак для разделки мяса и носил ожерелье из окровавленных человеческих пальцев.

Теперь Макквин была достаточно близко, чтобы рассмотреть украшения, висевшие на дереве. Она издала громкий шокированный вздох. Головы, обритые до кожи, почерневшие, но не сгнившие, частично сохраненные холодом. Каждое лицо имело дыры, где раньше находились глаза. Рты оставались открытыми в безмолвных криках. На одной отсеченной голове – мужчины с тонкими чертами лица и белокурой козлиной бородкой – сохранились очки с зеленоватыми стеклами в форме сердца и в хрустальной оправе. Судя по лицам, они были взрослыми людьми.

«Призрак» повернулся под углом и остановился, блокируя дорогу. Вик переключила «Триумф» на первую передачу, нажала на тормоз и встала в тридцати футах от него. Дети начали выходить из-под ели. Многие из них шли к «Призраку», но некоторые из них окружали ее, образуя человеческую баррикаду. Или нечеловеческую, как в данном случае.

– Мэнкс, дайте Вейну уйти! – крикнула Вик.

Она с трудом держалась на ногах, дрожа от холода и страха. Ночная промозглая сырость колола ей ноздри и жгла глаза. Куда бы она ни посмотрела, ее встречала смерть. Ель была увешана взрослыми людьми, которым не повезло найти свой путь в Страну Рождества. Ее окружали безжизненные куклы Мэнкса с пустыми глазами и мертвыми улыбками.

Дверь «Призрака» открылась, и из машины вышел Чарли Мэнкс.

Когда он встал во весь свой рост, стал виден его головной убор. Вик увидела широкую шляпу Мэгги. Он поправил полы и накренил ее набок. Теперь Мэнкс был моложе ее – симпатичный, с высокими скулами и острым подбородком. У него по-прежнему отсутствовал кусок левого уха, но шрам был розовым, блестящим и гладким. Верхние зубы выступали вперед и впивались в нижнюю губу, что придавало ему взбалмошно-глуповатый вид. В одной руке он держал серебристый молот и лениво размахивал им вперед и назад – маятник часов, отмечавший мгновения в том месте, где время не было важным.

Луна храпела. Земля качалась.

Он улыбнулся Вик и снял шляпу Мэгги, чтобы отсалютовать ей рыцарским жестом, но затем посмотрел на детей, которые пришли к нему из-под ветвей невероятно огромной ели. Длинные фалды фрака обвивались вокруг него.

– Привет, малыши, – сказал он. – Я скучал по вам. Дайте мне немного света, чтобы я мог взглянуть на вас.

Он поднял свободную руку и потянул воображаемый шнур, висевший в воздухе.

Ледяные горки осветились переплетениями синих огней. Зажглось освещение огромного Колеса удачи. Где-то рядом начали вращаться большие карусели. Из невидимых динамиков заиграла музыка. Эрта Китт запела своим грязно-сладким, отвратительно прекрасным голосом, рассказывая Санте, какой хорошей девочкой она была, – что предполагало совершенно другое.

В ярком карнавальном свете Вик могла видеть, что одежда детей была испачкана грязью и кровью. Она заметила, что одна маленькая девочка заторопилась к Чарли Мэнксу с распростертыми объятиями. Кровавые отпечатки пестрели на ее белой ночнушке. Она подбежала к Мэнксу и обвила его ногу руками. Его ладонь опустилась ей на затылок. Он прижал ее к себе.

– Ах, маленькая Лорри, – сказал ей Чарли Мэнкс.

Другая девочка – немного повыше, с длинными прямыми волосами – подползла на коленях и обняла Мэнкса с другой стороны.

– Моя сладкая Милли, – сказал он.

У этой девочки была красно-синяя форма Щелкунчика со скрещенными патронташами на груди. Пиратский нож за золотистым поясом имел широкое лезкие – такое же блестящее и отполированное, как горное озеро.

Чарли Мэнкс выпрямился, по-прежнему обнимая девочек. Он повернулся, чтобы посмотреть на Вик. Его лицо сияло отцовской гордостью.

– Все это сделал я, Виктория, – сказал Чарли. – Для моих детей. Это место не знает печали, не знает вины. Здесь Рождество бывает каждый день – вечно и всегда. Каждый день какао и подарки. Смотри, что я дал моим дочерям – плоть от моей плоти, кровь от крови! – и всем другим счастливым идеальным детям! Ты могла бы предоставить своему сыну что-то лучшее? Могла бы когда-нибудь?