Амброз Бирс - Летать или бояться

Пытке симуляцией утопления подвергли трех человек. Трех. И из-за этого он должен теперь отвечать на вопросы о военных преступлениях. Джон слышал, что его преемник сначала испробовал эту пытку на себе, чтобы решить, является ли ее применение переходом дозволенных границ. Ответ был: да. Но несмотря ни на что – ни на какие дебаты и разрушенные карьеры – ЦРУ по-прежнему разрешается использовать симуляцию утопления (Джон предпочитал этот более честный термин), что и было отражено в его записках с самого начала. Их основные положения вообще действовали до сих пор. Разумеется, никто из министерства юстиции не желал санкционировать применение этой пытки Центральным разведывательным управлением, но президент все же нашел своего человека. Он всегда его находил. Однако это было чрезвычайно мучительно, а Джон не любил мучиться. Хотел бы он видеть Фейта, или Гонсалеса, или Эшкрофта [36] Эшкрофт Джон Дэвид (р. 1942) – американский политик. С 2001 по 2005 г. генеральный прокурор США. , или любого из них – одного, в европейском городе, отвечающим на вопросы о политике, которую они в свое время одобрили и которой теперь стыдились.

Джон посмотрел на свою пивную кружку, теперь представлявшую собой пустой стеклянный колодец. Он и не заметил, как выпил все пиво. Этак он может размышлять тут всю ночь, отдаваясь на волю темной волны памяти.

– Я ухожу, – сказал он Галлахеру, который продолжал свой сосредоточенный разговор с танцовщицей.

– Надеюсь, вы оставили время, чтобы посетить завтра Музей оккупации, – ответил тот, взглянув на Джона.

– Боюсь, не успею. Я утром улетаю. – Джон посмотрел на часы. Уже перевалило за полночь.

Галлахер откинулся на спинку стула.

– Жаль. В Таллине можно чудесно провести день.

– Спасибо за пиво, – сказал Джон, вставая. – Не беспокойтесь, я сам найду обратную дорогу.

Не поднимаясь, Галлахер протянул ему руку.

– Надеюсь, мы когда-нибудь еще встретимся. Хорошего вам полета.

У самой двери Джон обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Галлахера. Тот уже говорил по мобильному, склонившись над столом; танцовщица привстала, собираясь уходить. Заметив, что Джон задержался в дверях, Галлахер не очень умело отдал честь. Трудно поверить, что этот парень служил в морской пехоте. Интересно, мелькнуло в голове у Джона, кому это он звонит?

Фильм о допросе Яники закончился минут через двадцать, а может, через два часа. В темноте невозможно ориентироваться во времени. При свете течение времени оставляет свои характерные отметины. В темноте оно напоминает езду по бескрайнему полю – нескончаемое однообразие, в котором таится много невидимого.

Джон не знал, чего от него хотели. Он сочувствовал тем, кого помог обречь на пытки, не более и не менее, чем до начала всей этой эпопеи. Его неправильно поняли. Они не разобрались в том, что именно он отстаивал. Тем, кто распоряжается этим самолетом, а теперь и его жизнью, от него не будет никакого проку, разве что они потешат свой садизм. В свою очередь, и ему нечем их вознаградить – только удовлетворением от созерцания его мучений. Пытка, как он писал в свое время, – это вопрос намерения. Теперь он знал, что это куда больше. Обмен темным знанием, выявление скрытых способностей, полное прекращение контакта с миром.

Вдруг Джон поймал себя на том, что неотрывно смотрит в потолок – там из смутно вырисовывающихся вентиляционных отверстий струился воздух. Снова зажегся свет. Он резко повернулся назад в чьем-то кресле салона второго класса и увидел переломанное тело Яники, по-прежнему валявшееся среди груд багажа, – к этому зрелищу он оказался не готов. Когда он встал, изо всех отверстий его одежды вырвалась блевотная вонь.

После того как палач провел Янику через первую категорию пыток и более зрелищные приемы второй и третьей категорий, в комнату вошло еще несколько мужчин. То, что происходило дальше, было ужаснее всего, что Джон видел в жизни. Он не пожелал на это смотреть и открыл глаза только после того, как смолкли звуки ее сопротивления. Фильм заканчивался тем, что мужчины проверяли прекращение жизненных функций ее организма.

Джон вернулся на свое место в бизнес-классе. На сиденье лежал его айфон, белый, как сливочное мороженое. Поток его притупившихся мыслей ответвлялся в немногие оставшиеся низины. Одной из них был Галлахер, единственный человек, знавший, что он поменял рейс. Визитка Галлахера все еще лежала у Джона в кармане. Он вынул ее и провел пальцем по тисненой посольской печати. Интересно, откуда Галлахер знал, что он не выбросит его визитку? Интересно, как на Янике в камере пыток могла быть та же одежда, в которой она сидела в самолете рядом с ним? Интересно, сколько времени он провел без сознания и тот ли это самолет, на который он сел в Таллине? Интересно, где в самолете прятались те, кто все это устроил? И еще интересно, как его айфон мог работать здесь? Тем не менее вот сила сигнала – две полоски. Он получил ответ на один из своих вопросов: Галлахер не предвидел, что он сохранит его визитку. Едва Джон успел набрать четыре цифры его номера, как включилось приложение распознавания: оно было установлено на его айфон.

Галлахер ответил после третьего гудка.

– Таллин – прекрасное место, чтобы провести здесь денек. Жаль, что вы меня не послушали.

Что мог сказать Джон? Они получили то, на что рассчитывали.

– Ничего не хотите спросить? Я вас не виню, советник. Но у вас большие проблемы. Обернитесь.

Джон обернулся. Человек в черной лыжной маске и футболке с надписью «Ты – отстой» ударил его по лицу каким-то чудовищно тяжелым металлическим предметом. Упав на колени, Джон разглядел этот предмет: тот самый компрессор, которым он пытался взломать дверь кабины пилотов. От боли в голове у него помутилось. Второго удара Джон не помнил, однако тот явно был нанесен, потому что, очнувшись, опять совершенно внезапно, он увидел себя привязанным к стулу в комнате, оббитой фанерой. Один его глаз ничего не видел. Во рту недоставало нескольких зубов, язык разбух от крови, как пиявка. Он посмотрел вниз, на свою рубашку: фартук мясника. В его ушах продолжали рокотать самолетные двигатели. Комната сотрясалась от турбулентности. Где-то рядом слышался плач. Напротив Джона, положив руки на стол, сидел Галлахер. Из-под его ладоней виднелась еще одна записка. Он не показал ее Джону, но тот смог ее прочесть. Галлахер сказал, что обещает ему вопросы, но не ответы. Он также сообщил, что они находятся на новой для всех вовлеченных территории.

– Вы готовы? – спросил Галлахер. – Мне нужно знать, что вы готовы.

Джон кивнул, странным образом завидуя собственному полному крови рту. Дверь у него за спиной открылась. Шаги. Чьи-то руки, словно беззубая волчья пасть, сомкнулись вокруг него. Началась шестая категория.