Амброз Бирс - Летать или бояться

На счету Дэна Симмонса научно-фантастические романы («Гиперион»), отмеченные премиями, романы в жанре фэнтези/хоррор («Утеха падали»), тоже получившие литературные награды, и рассказы, объединяющие элементы того и другого. Вот один из лучших его рассказов, замечательный своей ясностью и сжатостью. Симмонс предлагает задуматься о том, что двух минут сорока пяти секунд достаточно, чтобы исполнить популярную песенку… совершить поездку на «американской горке»… или просто увидеть свою стремительно надвигающуюся смерть.

Роджер Колвин закрыл глаза руками, стальная перекладина сиденья опустилась перед ним, и начался крутой подъем. Он слышал лязг тяжелой цепи и скрежет стальных колес по стальным рельсам: каретки поднимались на первый пик «американской горки». Кто-то позади него нервно смеялся. Испытывая ужас перед высотой, с сердцем, болезненно колотящимся о ребра, Колвин осторожно подглядывал в щель между растопыренными пальцами.

Перед ним вздымались металлические рельсы и деревянный каркас аттракциона. Колвин ехал в передней каретке. Опустив руки, он вцепился в ограничительную перекладину, чувствуя, как она стала влажной под его потными ладонями. Кто-то в каретке позади него продолжал хихикать. Он повернул голову, насколько это было возможно, но увидел только рельсы.

Они были уже очень высоко и продолжали подниматься. Аллея аттракционов и парковочные площадки уменьшались, человеческие фигуры становились неразличимы, людские толпы превращались в сплошные цветные ковры, блекнувшие и вливавшиеся в более крупную геометрическую мозаику улиц и линий электропередачи. Постепенно возникала панорама всего города, а потом и о́круга. А они с грохотом ползли все выше. Синева неба сгущалась. Вдали, сквозь голубое марево, Колвин мог видеть, как скругляется горизонт. Он понял, что они находятся высоко над берегом какого-то озера, заметив сквозь деревянные шпалы блики света на гребешках волн внизу, на расстоянии многих миль. Когда каретка быстро проносилась сквозь холодное дыхание облака, Колвин закрыл глаза, потом резко открыл их снова, услышав, как изменилась тональность лязга цепи. Угол подъема уменьшился: они достигли вершины. И начали переваливать через нее.

За вершиной ничего не было. Рельсы выгнулись вниз и исчезли в воздухе.

Колвин впился руками в перекладину; каретка задрала нос, потом резко нырнула. Он открыл рот, чтобы закричать. Началось падение.

– Эй, самое страшное позади! – Колвин открыл глаза и увидел Билла Монтгомери, протягивавшего ему стакан.

Звук реактивных двигателей «Гольфстрима» казался глухим рокотом на фоне мягкого шипения воздуха, струившегося из вентиляционных отверстий. Колвин взял стакан, отвел от себя струю прохладного воздуха и посмотрел в иллюминатор. Международный аэропорт Логан уже скрылся из вида, внизу был виден Нантаскет-Бич, скопление маленьких белых треугольных парусов на поверхности бухты и простирающийся за ней океан. Они продолжали набирать высоту.

– Черт возьми, мы рады, что ты решил на этот раз лететь с нами, Роджер, – сказал Монтгомери. – Приятно снова собраться вместе всей командой. Как в старые времена. – Он улыбнулся.

Трое других мужчин в салоне приветственно подняли стаканы.

Колвин теребил на коленях калькулятор и потягивал свою водку. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Боязнь высоты. Вечная боязнь высоты. Ему шесть лет, он в сарае, падает с чердака, полет кажется бесконечным, время растягивается, острые зубья вил летят ему навстречу. Приземление, у него перехватывает дыхание, щека и правый глаз ударяются о солому в каких-то семи-восьми сантиметрах от острия вил.

– Компания готова вступить в лучшие времена, – произнес Лари Миллер. – Хватит с нас двух с половиной лет нелестных отзывов в печати. Приготовься завтра увидеть запуск. Всё начинаем сначала.

– Ваше здоровье! – сказал Том Уискотт. Еще не было и двенадцати, а он уже прилично набрался.

Колвин открыл глаза и улыбнулся. В самолете летели четыре вице-президента корпорации, включая его самого. Уискотт по-прежнему был руководителем проекта. Прислонившись щекой к стеклу иллюминатора, Колвин смотрел на проплывавший внизу залив Кейп-Код. По его прикидкам, они находились на высоте от трех до четырех тысяч метров и продолжали подъем.

Колвин представил себе здание высотой более четырнадцати километров. С коврового пола вестибюля последнего этажа он шагает в лифт. Пол в лифте стеклянный. Шахта простирается под ним на четыре тысячи шестьсот этажей, и каждый очерчен по периметру галогенными светильниками. По мере того как кабина пролетает свои четырнадцать километров в черном воздухе, параллельные квадратики света все больше сближаются друг с другом, пока не сливаются в сплошное мерцающее марево.

Он поднимает голову как раз в тот момент, когда трос с треском лопается. Колвин падает, беспомощно хватаясь за стенки лифта, ставшие такими же скользкими, как прозрачный стеклянный пол. Огни проносятся мимо, и вот уже в нескольких милях внизу виден бетонный пол шахты – крохотный голубой квадратик, все больше увеличивающийся, стремительно приближаясь к кабине лифта. Колвин знает, что еще почти три минуты будет видеть, как этот квадрат растет, чтобы смять его. Колвин кричит, и брызги слюны плавают в воздухе у него перед глазами, падая с той же скоростью, что и он сам. Огни несутся мимо. Голубой квадрат растет.

Колвин сделал глоток, поставил стакан в круглое гнездо на широком подлокотнике и начал нажимать на кнопки калькулятора.

Предметы, падающие в поле гравитации, подчиняются строгим математическим законам, таким же строгим, как векторы силы и скорости выгорания в кумулятивных зарядах и твердых видах топлива, – все это Колвин рассчитывал уже двадцать лет. Но так же, как кислород влияет на интенсивность горения, так и воздух регулирует скорость падения тела. Конечная скорость настолько же зависит от атмосферного давления, площади поверхности и распределения массы, насколько и от силы тяжести.

Колвин прикрыл глаза, делая вид, что дремлет, и увидел то, что видел каждую ночь, притворяясь спящим. Расширяющееся, словно в замедленной съемке, белое слоистое облако распускается гигантским цветком на фоне темно-синего неба, кренится, видна красно-коричневая внутренность пламени горящей четырехокиси азота и – едва различимый под инверсионными следами двух баллистических ракет малой дальности – кувыркающийся расплывчатый квадрат носовой части фюзеляжа с кабиной пилотов. Даже на максимально увеличенных фотографиях детали не были бы так отчетливо видны: целая герметичная капсула, которая была кабиной экипажа, опаленная с правого бока, там, где ее задело пламя, извергавшееся из уже пролетевшей мимо ракеты, клонясь, несется вниз, волоча за собой провода, кабели и клочья фюзеляжа, как пуповину и послед. На предыдущих кадрах этих деталей не было, но Колвин увидел и пощупал их после удара о поверхность безжалостного синего моря. На разорванной коже один за другим нарастают слои крохотных ракушек. Колвин представил себе тьму и холод, ожидавшие в конце падения, и себя – корм для мелких рыбешек.