Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

Тем не менее работа не давала людям слишком много думать, не давала им вспоминать о тех вещах, которые теперь стали терзать Трича. Там был маленький золотой пузырек, и колдун поклялся отомстить. Что он болтал насчет вечной жизни? Его нельзя убить пыткой? Что это значит?

Снова наступил закат — пылающий, похожий на тот, при котором погиб Монтелупе. Он умер, а мертвые никому не навредят. Теперь и его дочь тоже никому не могла причинить вреда. Наступила ночь. Капитан Трич распределил в темноте еду, наблюдая за своими спутниками, чтобы убедиться, что они те не слишком налегают на воду.

Трич отдавал команды, прокладывая курс по звездам. Люди молча взялись за весла, и лодка заскользила по черной воде. Грот и Слу налегали на весла. Сальваторе заснул, спрятав смуглое лицо в ладонях и съежившись на переднем сиденье. Трич бодрствовал, волей-неволей проклиная гребцов, чтобы звук его голоса заглушил более сильный звук тишины — пустое молчание бурлящих вод. Даже шорох и плеск волн, казалось, стали частью сводящей с ума тишины, которая иссушала разум. Ночное море казалось сущностью, простиравшейся вокруг них. Трич почувствовал это, хотя и смутно. Но инстинкт пробудил в нем страх, который теперь олицетворяло безмолвное море.

Здесь, дрейфуя в пустоте, в черной бесконечности, силы, о которых говорил мертвый колдун, обрели новую реальность. Усталому воображению легко было представить себе огромные пульсирующие формы, воплощения ночи, ветра и воды. Трич пощупал пылающий лоб, провел тыльной стороной ладони по потрескавшимся от лихорадки губам.

Он заснул, а вода все журчала. Она шептала в его снах. Откуда-то издалека, за бортом лодки, донесся шепот. Шепот становился все громче. Теперь он слышался прямо за лодкой. Люк почти различал слова, всплывающие из воды. Шепот пытался сказать ему что-то о мести и проклятии — прямо за бортами лодки…

Раздался крик ужасной агонии. Трич выдернул себя из сна и резко сел, когда в темноте крик перешел в булькающий звук.

— Что это? — крикнул он своим товарищам.

Мгновение ответа не было. Лицо Грота закрывали дрожащие руки. Сальваторе услышал капитана, но, когда открыл рот, то так и застыл, не произнося ни слова. Слу исчез.

— Где Сэм? — крикнул Трич.

Сальваторе удалось частично вернуть контроль над ртом.

— Он… ушел, — пробормотал смуглый. — Оно перелезло через борт и схватило его… оно целовало его, а потом потянуло в воду — схватило его… Санто Диос…

Затем Трич набросился на Сальваторе, тряся его за плечи и крича прямо в лицо.

— Что его забрало, черт возьми? Говори громче, ради всего святого!

— Не знаю, — захныкал тот. — Я не знаю. Мы гребли, а потом Слу перестал грести. Я приналёг на весло. Он просто сел на корму лодки, и вдруг говорит: «Послушай». Я прислушался, но ничего не услышал. «Послушай, — повторяет он. — Я слышу шепот». Я сказал ему, что он спятил. Но он просто сидел, смотрел на воду и говорил: «Шепот стал громче». Только он наклонился, как — Сакраменто! — две руки вырвались из воды и обняли его за шею. Он только один раз вскрикнул, а потом свалился за борт. Ни всплеска, ни пузырей. Он исчез, а я увидел руки — красные руки. Целиком!

Когда великан рухнул на дно лодки, Трич дико уставился в черные воды океана. Они были спокойны и невозмутимы. Ни тела, ни ряби.

— Ты сумасшедший, парень, — прошептал он, но в его голосе не было убедительности.

— Эти красные руки, — пробормотал Грот сзади. — Я никогда не верил в русалок и морских чудовищ, но …

— Заткнитесь, вы оба, вы с ума сошли! Безумец упал за борт, вот и все. Тебя лихорадит. В воде нет ничего, кроме акул. И у них нет рук.

— Ты бросил кое-что с руками в воду, — пробормотал Сальваторе.

Трич ударил его по губам.

— Заткнись! — закричал он. — Оставь меня в покое.

Он сидел молча, пока не забрезжил рассвет, и, увидев, как покраснело небо, содрогнулся.

Они все сошли с ума, еда и вода закончились. Исчез Слу. И солнце, опаляя, выжигало в их мозгах безумие, пока мысли не начинали корчиться и извиваться как языки пламени. Сальваторе перестал грести. Он продолжал смотреть на воду позади лодки, пока Трич и Грот работали веслами. Трич наблюдал за ним. Ближе к полудню Сальваторе обернулся.

— Вот, — прошептал он. — Я понял. Знаю, что оно придет. Я вижу это. Там в воде. Оно преследует нас, оно плывет в воде. О, капитан, посмотрите туда.

— Заткнись!

Но Трич посмотрел. Только солнечный свет отражался в волнах позади.

— Смотрите. Оно снова двигается!

Что-то двигалось в отдалении.

— Это акулы, дурак!

— Акулы не бывают красными.

— Заткнись!

Они взялись за весла, но Сальваторе смотрел, как закат кропит кровью волны. Он дрожал, и лицо его было мокрым не только от жары, но и от пота.

— Давайте сегодня не будем спать, — прошептал он. — Может быть, мы помолимся, и все пройдет. Иначе…

— Тише! — Трич отдал приказ с прежней властностью, которая теперь звучала только в его голосе. Люк Трич был глубоко напуган. Когда солнце село, он сразу услышал шепот. Звуки поднимались из черной воды, и он молился, чтобы луна взошла немедленно. Слышать этот шепот в темноте было невыносимо. Он повернулся к корме. Он поговорит с Сальваторе, о чем угодно, только бы заглушить этот нарастающий шепот. Он обернулся — и увидел.

Здоровяк стоял на коленях, перегнувшись через планшир. Его руки были вытянуты, и он смотрел в черную воду, а лицо побелело от ужаса. Из воды поднимались две руки — две длинные красные руки. Они розово фосфоресцировали в темноте. Они светились, как… как обнаженная плоть. Руки вытянулись, словно две змеи, обнимающие друг друга. Трич попытался крикнуть, сделать движение, позвать Грота. Но он застыл, замер, когда руки сомкнулись, обнимая Сальваторе. И великан бесшумно свалился за борт. Всплеск разрушил чары.

— Быстрее! — закричал Трич. Грот ползал за ним на четвереньках, пока они били веслами по темным волнам. Ничто не двигалось.

— Акулы очень изворотливы, — хрипло пробормотал Грот. — Акулы и осьминоги. Но это — вы видели это?

— Я ничего не видел, — солгал Трич. — Сальваторе сошел с ума. Бросился вниз.

— Утопленники движутся, — прохрипел Грот.

Трич овладел собой.

— Греби, — приказал он. — Ради Бога, греби, парень! Мы должны достичь суши до завтрашней ночи.

Они гребли так, словно за ними гналась смерть. В глубине души они боялись именно этого. Они гребли после полуночи, усталые, лихорадочные, сгорая от жажды и голода. Но страх заставлял грести, и страх гнал лодку через чернильно-черные, шепчущие воды. Теперь Трич почти сошел с ума. Там что-то было! Он не мог больше не думать о проклятии — о том, что Инес сказала о невозможности умереть. Но он убил ее, то, что он сделал, убьет любого. Она, должно быть, умерла.