Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

— Но это же абсурд, — начал я. — В этом бездонном пруду нет рыбака — это исключено, и, кроме того, он просто не может быть рыбаком…

— А что насчет твоего оцарапанного бока, не болит? — саркастически вставил Мартин.

— О, давай забудем об этом, — проворчал я.

Но я не забыл. В ту ночь мне приснился сон. И Мартин тоже не забыл. Он провел полночи за пишущей машинкой, делая заметки для рассказа. Однако никто из нас больше не заговаривал о бездонном пруде. На следующий день я проснулся с небольшой температурой. Рана в боку немного воспалилась, и я лежал в постели, смачивая ее горячей тканью, чтобы уменьшить отек. Мартин, убедившись, что я не совсем беспомощен, объявил о намерении прогуляться.

— Хочу побеседовать с несколькими старожилами об этом месте, — сказал он.

— Приготовься к байкам. — Я забыл, что именно сказал, но знаю, что пытался рассмешить его из любопытства. Втайне я был очень встревожен. Мои сны были не из приятных, и бездонный пруд играл в них слишком заметную роль. На мгновение мне показалось, что Мартин собирается опробовать свою теорию рыбной ловли. Он казался почти фанатично заинтересованным; человек его темперамента может быть сильно подвержен влиянию воображаемых теорий.

Он отправился для проведения своего предполагаемого расследования, а я провел долгий день в дремоте и сновидениях. Было уже далеко за полдень, когда он вернулся, коротко поздоровался со мной и ушел в другую комнату. Через несколько мгновений я услышал вибрацию от бесшумной пишущей машинки. Поднявшись, я приготовил ужин. Мы ели очень мало; лихорадка лишила меня аппетита, а Мартин, казалось, был так взволнован, что еда его не интересовала.

Он почти сразу же пустился излагать длинный поток сплетен, которых нахватался за день. Старина Берт Пикенс, живший неподалеку от дамбы, водил знакомство с родителями Мартина; он рассказывал моему другу старые колониальные сказки и даже кое-что из индейских преданий, которые слышал мальчишкой в семидесятых. Ходили слухи о болотах к югу от леса, о конкретных случаях исчезновений, уходящих корнями в глубь народной памяти.

Навестив бабушку Мерсер, Мартин уговорил вечно болтливую старуху рассказать историю своей семьи. Старуха гордилась тем, что ее чистая кровь когда-то породила мученицу времен колдовской истерии в Салеме, и самым серьезным образом предупредила Мартина о старом пруде. Именно от нее он услышал об индейских ритуалах на болоте, где воины иногда приносили жертвы Богу ямы, который, как они верили, обитал в пруду, и бросали тела в воду.

Я видел, что Мартина впечатлили эти сведения даже больше, чем он признавался; он был очень активен в сочинении своей истории, так что она обрела почти узнаваемые очертания. Он процитировал по памяти слова Коттона Мэзера, о «вратах в ад и отверстиях в земле, ведущих в долины проклятых». В самом деле, Эйлертоп сочинил прекрасный рассказ о пруде и сделал это так ловко, что я был вынужден заключить, что он наполовину поверил в некоторые из услышанных историй.

— Я напишу все сегодня вечером, — сказал он мне. — Но придется еще раз осмотреть это место. Знаешь, во всем этом есть что-то завораживающее — это настоящая тайна. Разве не было бы замечательно, если бы в моих теориях о рыбалке имелась доля правды? В конце концов, не могут же эти ящерицы сами делать крючки и нити. И некоторые из этих бабушкиных сказок вполне достоверны.

Я промолчал и рано лег спать, оставив Мартина печатать в соседней комнате, как он и планировал. Мой сон был неспокоен, должно быть, около полуночи я проснулся в холодном поту и, спотыкаясь, пошел на кухню за водой. В доме было темно и тихо. Я прошел в комнату Мартина и, вздрогнув, увидел, что его кровать пуста.

Лихорадка исчезла. С необъяснимым ужасом я понял, что Мартин ушел. И я знал, куда он отправился. Первой мыслью было, что я переоценил его исцеление. Возможно, он все еще был психически болен; болотная заводь произвела на моего друга болезненное впечатление. Заблуждение могло бы побудить его к тому, чтобы увидеть это место при лунном свете, ради ощущения атмосферы истории.

Я вернулся в постель, но не заснул. Все ждал, когда он вернется. Ночь выдалась долгой. Я дрожал от лихорадки и затаённого страха. Нехорошо бродить ночью по болоту в одиночестве. Зыбучие пески и туман, не говоря уже о возможности наткнуться на какого-нибудь бродягу, делали эту затею опасной. Но по прошествии часа я обнаружил, что меня беспокоит вовсе даже не реальные, очевидные угрозы. Я стал думать только о самой заводи и о приманке на ее черной поверхности. И тут меня охватила беспричинная паника. Я встал, закутался, натянул сапоги, закрепил на поясе фонарик и выбежал.

Клянусь, я не ощущал течения времени в ночном путешествии по лесу. Мне показалось, что прошло всего одно лихорадочное мгновение, прежде чем я углубился в черные дебри, окаймлявшие болото; лишь одно туманное мгновение, прежде чем я метался от кочки к кочке в поднимающемся тумане, выкрикивая имя Мартина. Только лягушки квакали в ответ.

Затем я пошел вдоль изгороди и, наконец, ухватился за ствол ивы, глядя вниз на берег пруда — мокрую грязь, где виднелись свежие отпечатки человеческих ног. Они смотрели только в одну сторону — по направлению к пруду. И по мере приближения к краю они становились расплывчатыми, как будто кто-то тащил человека за собой… Затем затянул в черную, безмолвную воду, из которой теперь медленно, медленно поднимались крошечные пузырьки…

Я закричал и убежал в ночь.

На следующий день меня охватила лихорадка. Но я был рад, потому что жар не давал слишком много думать — размышлять о том, что случилось, и о том, что я планировал сделать.

Я не рассматривал возможность самоубийства своего друга — не тогда, когда читал отпечатанные на машинке заметки Мартина, написанные накануне вечером. В них содержалась вся история его умозаключений, и имелись удивительные намеки на то, что он ожидал извлечь из глубин пруда. Наконец в записках он повел речь о своем желании снова посетить таинственное место и поймать ящерицу для осмотра — проверить, не принадлежит ли она к известному виду, а также определить, как именно она была умерщвлена. Еще ему нужна была нить и один из крючков. А потом он попробует осуществить свой план. Потому что мой друг определенно намеревался использовать трюк с брашпилем. Я узнал, что еще до того, как утро закончилось, грузовик доставил заказ из города.

Мне стало плохо, когда я подписывался именем Мартина за заказ. Я вдруг представил себе, как прошлой ночью он стоял у пруда, ожидая появления приманки, потом нагнулся, чтобы вытащить рептилию, и его поймали и потащили… Нет, это не самоубийство. Это было убийство. Но каким образом? Сквозь жгучий бред пришел ответ — картины, вызванные индейскими легендами и колдовским шепотом. Подводный обитатель, отлавливающий любопытных людей. Трещина в земной коре, ведущая в какую-то адскую подземную пещеру.