Алексей Грашин - Кошки не всегда молчат

Анна вопросительно подняла взгляд на Рике, думая о своём.

– Хельга? Да, конечно, она подойдёт чуть позже, – улыбнулась женщина.

Когда мама и папа поженились, мама пригласила свою старшую сестру перебраться из Остланда к ним, в Тролльхавен. Её звали Ольга, а в Нордланде имя превратилось в привычное «Хельга». Педагогическое образование после переподготовки помогло Рикиной тёте устроиться в детский сад. Она оказалась прекрасной воспитательницей, люди говорили, что у Хельги просто дар божий ладить с малышами. Улаф, как и многие другие дети, любил её больше остальных.

Взглянув на часы, Рике припустила в класс.

Уроки пролетели быстро. На обществознании молодой, но долговязый и некрасивый учитель господин Берг, настаивавший, чтобы дети звали его просто Георг, рассказывал про Карла Двенадцатого, и как его походы чуть не разорили Нордланд. Оказывается, после того, как Сведен прекратил вести захватнические войны и сосредоточился на собственном развитии, уровень жизни в Нордланде начал неуклонно расти, достигнув к двадцать первому веку замечательных показателей.

– Мы гордимся тем, что в нашей стране самое высокое качество жизни на всей планете, – наставительно произнес господин Берг. – Посмотрите на соседний Остланд. Богатейшая страна с обширными территориями, которые они завоёвывали столетиями. А в итоге? Им не хватает населения, чтобы их освоить, почти век красной диктатуры отучил людей быть хозяевами на своей земле. Как следствие, уровень и качество жизни там сильно отличаются от нашего, да и от общеевропейского. В худшую сторону, заметьте.

Всё это было очень интересно, но в начале урока Кирстен переслала Рике свежую фотку из инстаграма Криса Стара, солиста бойз-бенда «Манила Парк». Крис был такой зайка со своей новой стрижкой, что остаток урока Рике провела в сплошном розовом ми-ми-ми, непатриотично пропустив мимо ушей информацию об успехах родины.

– Ты когда уже сама начнешь инстаграмиться? – со смехом спрашивали одноклассницы. У каждой из них были в инсте сотни себяшек и подписчиков, одна Рике со своим пустым аккаунтом выглядела белой вороной. Она же привычно отмахивалась.

В садике Хельга разучивала с теми, кто на неё реагировал, новый танец. Улаф неловко кружился с остальными детьми, порой попадая в такт.

– Улле сегодня молодчина! Танцевал и даже чуточку пел! – улыбаясь, со своим смешным славянским акцентом сообщила Хельга вошедшей Рике.

– Класс! Глядишь, к концу школы и алфавит выучит, – съязвила девочка.

– Не надо так, Эрика – с мягкой укоризной и твёрдой «ррр» сказала Хельга. Она одна из немногих обычно называла Рике полным именем. – Я понимаю, тебе с ним нелегко. Но ведь и ему тяжело это даётся. Нам надо поощрять в твоём брате любой импульс к развитию. И ты умничка, что так заботишься о нём. Конечно, ужасно, когда такое случается…

Тётя на несколько секунд прижала Рике к себе, и девочка почувствовала укол стыда. Хельгин шерстяной свитер слегка потрескивал от статики, тоже кольнув Рике в щёку. Она засопела и решительно отстранилась.

– До завтра!

– До завтра! – а Улаф уже потянул сестру за руку к выходу.

Тучи с моря победили синеву на востоке и затянули весь небосвод, изредка прорываясь мелкой моросью.

На остановке Тибанена [2] Скоростной трамвай столпились несколько человек и стояли один за другим три трама. Такое Рике видела впервые.

– Извините, а что случилось? – обратилась она к пожилому мужчине в сером пальто.

– Да вот видишь, там, выше по улице? – Он показал рукой, и Рике разглядела в нескольких кварталах шеренги людей, стоявших поперёк улицы с теми самыми транспарантами в руках. Из-за расстояния не было видно, что у них там написано. Рядом сверкали мигалками несколько полицейских машин. – Перекрыли улицу, митингуют, будь они неладны. – Мужчина досадливо глянул на часы. – И рельсы тоже перегородили, чтоб мигранты точно мимо не проехали. Придётся идти пешком. – Он оглядел детей. – Вам тоже в ту сторону? Могу проводить.

Рике уже решила.

– Нет, спасибо. Мы обойдём их по набережной.

– Ну что ж, как знаешь. Будьте осторожны.

– И вам всего доброго. Идём, Улаф.

Брату нравилось гулять по набережной (настолько, насколько вообще можно было понять, что ему что-то нравится). Мальчик часто «оживал» вблизи моря, подставлял лицо ветру, иногда смеялся и даже разговаривал. А Рике всегда чувствовала здесь маму… Она была в воде, в мокрых камнях, в сыром воздухе и солёных брызгах, в осенне-золотой листве деревьев и даже в пасмурном небе над головой.

На углу Фортунен, выходившей на набережную, их чуть не сбила с ног мчащаяся во всю прыть пожилая женщина.

– Ой! – Рике едва не упала.

– Смотри, куда идёшь, девочка! – подбоченясь, старушка смерила её взглядом. Круглая, приземистая, на полголовы ниже Рике, в шерстяном розовом жакете и с растрёпанными волосами, женщина выглядела очень боевито. – А то можно попасть в неприятности, знаешь, ли!

Рике поспешила обогнуть сварливую бабку, таща за собой брата. А женщина, казалось, забыла о своих срочных делах, внимательно глядя им вслед.

Волны бились о гранитные блоки, окаймлявшие брусчатку набережной. За столетия булыжники мостовой стёрлись почти до идеальной гладкости. Ветер с фьорда доносил брызги, запахи водорослей, моря и рыбы.

Рике и Улаф пошли на север, к громаде горы Конгеберг, нависавшей над городом. Девочка оглянулась. Сзади виднелись стрелы портовых кранов, рубки океанских судов, стоявших под погрузкой и – Рике пригляделась – белый борт заходившего в порт парома, видимо, того самого, с беженцами. Девочка отпустила руку брата – пусть побегает.

Навстречу им шла группа людей, мужчин и женщин. Впереди, жестикулируя, широко шагал молодой парень в кожаной куртке и джинсах. На одном мужчине была шапка-ушанка с красной звездой и серпомолотом. Туристы из Остланда и гид, поняла Рике. Некоторые туристы кидали куски хлеба летавшим над морем и набережной чайкам, а те ловили угощение на лету. Рике обернулась вслед, и тут одна из чаек вдруг спикировала ей прямо в лицо. Закрываясь рукой, девочка отшатнулась. Птица, схватив клювом прядь волос, вырвала у неё из головы изрядный клок.

Рике, взвизгнув от боли, стремглав кинулась за одну из скамеек, стоявших вдоль набережной. Выглянув из-за спинки, она убедилась, что опасность уже ей не грозит – чайка улетела вслед за туристами. Улаф тем временем устроился на соседней лавочке, разглядывая какой-то предмет. Рике пригладила волосы и села рядом с братом.

В руках у мальчика была религиозная картинка – Мадонна с младенцем у груди. Потирая больное место, откуда дурацкая чайка вырвала прядь, Рике вспомнила – такие картины, нарисованные на доске, в Остланде называют «икона». Только эта была маленькая, дешёвая, наклеенная на фанерную дощечку с пластиковой окантовкой.