Сергей Марьяшин - Дневник мертвеца [СИ]

Я понимал, что мне не удастся в одиночку оборонять такой огромный дом, да он и не был предназначен для этого. Его прежние жильцы целиком полагались на централизованную охрану поселка, в доме не было даже ставней и железной двери. Зато внизу обнаружился превосходный бетонный подвал с сауной, бильярдной, винным погребом и комнатой отдыха. Все это великолепие охранялось замечательной толщины стальной дверью с внутренними засовами, достойной того, чтобы ее использовали в противоатомном бункере. К моей удаче, она оказалась распахнутой настежь. Я нашел внизу большой запас консервированных продуктов, дизельный генератор и множество беспорядочно сваленных в кучи вещей, которые явно принесли сюда в спешке с верхних этажей; некоторые из них вполне могли мне пригодиться.

Комнаты дома являлись продолжением улицы: окна без стекол перестали служить границей между внешним и внутренним пространством; на покрытом пылью и землей паркетном полу угадывался замысловатый рисунок, ветер гонял по нему высохшие еще прошлой осенью листья. В гостиной, перед покрытой паутиной плазменной панелью на роскошном когда-то кожаном диване сидел почти истлевший труп; судя по остаткам одежды, он принадлежал мужчине. Рядом на полу валялись богато инкрустированное охотничье ружье, пустая бутылка из-под виски и предмет, оказавшийся ― после того, как я оттер его от пыли ― сотовым телефоном с золотым напылением корпуса; в прежние времена такой аппарат стоил кучу денег. На стене над диваном угадывались полинявшие коричневые пятна того же цвета, что и высохшая лужа вокруг покойника; картина не оставляла сомнений в том, что здесь произошло.

Это был единственный труп в доме. Я не обнаружил ни зомби, ни явных следов их пребывания и счел это хорошим знаком. Не могу жить в помещениях, служивших логовом живым мертвецам ― это мой пунктик. Они пачкают и портят все, к чему прикасаются. Провести в таком месте ночь при отсутствии других вариантов еще можно, но жить там постоянно ― увольте.

Я не стал хоронить хозяина особняка. Я вообще не стал ни к чему прикасаться наверху, чтобы внешне дом производил впечатление покинутого. Подвал в качестве места для жилья меня вполне устраивал, за минувший год я привык к подвалам и считал их лучшими архитектурными достижениями человечества ― после бункеров и бомбоубежищ, конечно. Что до покойника наверху, его зловещее соседство нисколько меня не волновало. В новом мире трупы попадались так часто, что стали восприниматься привычными элементами окружающего пейзажа ― или интерьера, если говорить о внутренних помещениях. Спустившись вниз, я запер за собой дверь и впервые с начала катастрофы уснул спокойным, глубоким сном без сновидений. Я, наконец, был дома.

Я жил в моем новом доме почти месяц ― один, в безопасности и покое. Потом мне встретился живой человек, и эта встреча изменила мою судьбу. Я обязательно расскажу о нем чуть позже. Но прежде хочу упомянуть один, возможно, незначительный эпизод, который, однако, произвел на меня сильное впечатление. Наверное, он ни к чему в этом дневнике; однако, это событие все же произошло и имеет право быть упомянутым. Поселившись в своем роскошном подвале, я нуждался в отдыхе после отчаянного перехода из города. Я ничего не делал, только ел и спал. Немного придя в себя, я начал совершать небольшие вылазки по окрестностям. Сначала более тщательно исследовал доставшийся мне дом ― именно тогда я нашел в кабинете погибшего хозяина ежедневник в кожаном переплете и приспособил его под свой, позднее утраченный, первый дневник. Потом стал отходить от дома все дальше и дальше, постепенно расширяя свои представления о том, что творилось вокруг. Увы, это нельзя было назвать расширением моих владений, ибо каждый новый день снаружи за дверью меня могло ожидать все, что угодно. Но дома, по крайней мере, оставались домами, а деревья деревьями.

В один из таких дней я вышел на берег протекавшей неподалеку реки. Она не стала для меня открытием, я прекрасно помнил, как купался в ней в детстве. Но теперь протяженные поля вдоль ее берегов внушали мне опасения. Открытая местность ― иногда хорошо, но чаще все же нет. Как оказалось, перемены произошли и здесь. Бывшие кукурузные поля застроили дорогими некогда виллами. Все они были брошены и имели крайне запущенный вид; некоторые пострадали от огня. Из-за этих домов путь от леса до воды ― жалкая сотня метров ― занял у меня без малого час: затаивания, перебежки и ползанье по-пластунски изрядно утомили меня. Радовало, что ни одного зомби на моем пути не оказалось; не было и следов их присутствия. Пели птицы, ярко светило солнце, воздух был таким свежим, что кружилась голова; один из тех прекрасных дней, когда понимаешь, какое это счастье ― просто быть живым. Я подошел к воде в умиротворенном настроении, не выпуская, однако, автомата из рук. Стоя на краю бетонной дамбы, к которой когда-то причаливали лодки местной лодочной станции, я прислушивался к плеску волн и даже начал подумывать о том, как бы исхитриться искупаться с автоматом и прочим вооружением, не намочив и не утопив его. Оставить оружие на берегу мне даже не пришло в голову, по нынешним временам такой поступок был бы полным безумием. К слову сказать, я не знал и до сих пор не знаю, умеют ли зомби плавать. Во время моего перехода я видел однажды реку, по течению которой плыли несколько трупов. Они не подавали признаков жизни и я не могу с уверенностью сказать, были ли это инфицированные или просто убитые люди. Неизвестность часто пугает больше, чем реальная, но знакомая опасность.

Я стоял, грелся на солнце и задумчиво смотрел на воду. Вдруг мой взгляд упал на нечто, отчего я сначала похолодел, а потом, словно получив удар в живот, почувствовал свой желудок и покрылся потом. Это нечто было сложенным из бумаги корабликом. Бумага казалась белой и новой, кораблик имел такой вид, словно только что пущен на воду. Я замер и оцепенел, сжав автомат так, что пальцы рук чуть не свело судорогой. Ум отказывался объяснить этот невинный, совершенно безопасный на вид факт. Очевидно, кораблик не мог сделать зомби. Вряд ли его сделал взрослый выживший человек вроде меня. Ребенок? Здесь? Откуда? Я не видел живых детей со времени исхода из города.

Я стоял, боясь пошевелиться, и наблюдал, как кораблик постепенно набирает воду и погружается все ниже. В конце концов он затонул. Белое пятно, качаясь, погружалось в темную воду, становясь все бледнее, пока не исчезло совсем. В этот момент сила, державшая мое тело в оцепенении, внезапно исчезла. Я развернулся прыжком и выставил автомат перед собой, готовый убить все, что окажется поблизости. Но позади меня, и на всем видимом пространстве вокруг не было ни души. Устыдившись своего инстинктивного порыва, ― ведь не собирался же я в самом деле стрелять в ребенка? ― совершенно обескураженный, я медленно брел вдоль берега вверх по течению, внимательно осматривая прибрежный кустарник и ближайшие к берегу дома.