Джо Лансдейл - Бог Лезвий

И да, те пощечины, что она ему влепила, – Лерой их не заслужил. Просто намекнул, что ее глазной пинг-понг его раздражает, так что пусть она нацепит темные очки или хотя бы пиратскую повязку на глаз. Но это скромное предложение повлекло за собой вспышку неслыханной ярости. Еще хорошо, что он сбежал от нее тогда, иначе пощечинами не обошлось бы – да что там, и об этих шлепках до сих пор шепчутся на переменках. Хуже того, девчонка, которую все потом стали называть Шизоглазой, испив его крови, вошла во вкус и избила кого-то столь же легкомысленного, как Лерой, чуть не до полусмерти.

В общем, случай научил Лероя держать язык за зубами. Теперь он слегонца жался насчет того, что новоявленный братец будет ходить в ту же школку и, услышав от сплетников, что слабоумная девчонка едва не устроила Лерою взбучку, захочет сам размять на нем кулаки. Тогда пиши пропало – кроме «гомика», «додика», «педрилы» и «четырехглазого», уже не говоря о Мальчике-для-Битья-Госпожи-Шизоглазой (это реально обидно!), в список, пополняемый всеми, кому не лень, добавится пара-тройка гнусных прозвищ. Только этого ему до полного счастья не хватало!

Он даже подумал, что лучше сразу броситься на маленького ушлепка и поколотить до состояния фарша, чтобы Дрейтону неповадно было замахиваться на право получать все лучшее. Хотя задумка могла выйти ему, Лерою, боком – поколотили бы его, несмотря на приготовления и заранее спланированную атаку. Потому как, хоть с новоявленным братцем еще предстояло встретиться, одно его имечко указывало на возможные проблемы. Эти старомодные деревенские имена обычно цеплялись на прирожденное хулиганье. Впрочем, Дрейтон был записан в бойскауты – может, в той среде его пообтерли, поубавили пыла. Бойскауту полагается являть собой образец гражданского долга, доброты и нравственности. Поперек положению такого рода ложился хотя бы тот факт, что пара-тройка бойскаутов, которых Лерой знал лично, входили в приснопамятный кружок любителей коллективной дрочки и зачастую проворачивали свои грязные делишки прямо в походах. Душили змея под открытым небом – кем для этого нужно быть!

Но это не важно, важно другое – с хулиганьем-деревенщиной ему будет сложно сладить. Лерой знал это, потому что у него до сих пор перед глазами стояла косая дебилка, отделавшая его так, что дай боженька каждому, а на пару с ней – семилетний кузен Вилли, которого он, будучи девятилеткой, пытался прижать к ногтю. Тот Вилли, который, несмотря на вечно засохшие под носом шматки зеленых соплей, обладал нравом и умишком бультерьера. Подонок в натуральную кусался – шрамы у Лероя до сих пор не сошли. Одно хорошо – ублюдочная мелюзга ходила в другую школу.

В общем, прибытия братца Дрейтона Лерой ждал с камнем на сердце.

Дрейтон явился пасмурным днем, когда воздух пах дождем, но самого дождя не было – лишь ветер гулял. Лерою наказали принять душ, помыть за ушами и надеть костюм для походов в церковь. Все это он счел полной дичью – вот еще, наряжаться ради какого-то пацана с дурацким именем и без родни! Но чтобы не разгневать маменьку, пришлось исполнить наказ. Вскоре он стоял на крыльце, выжидая.

Родительница так нервничала, будто вот-вот грянет Страшный суд, – бегала из угла в угол и болтала без умолку, словно болтовня могла защитить ее от погоды, становившейся с каждой минутой холоднее задницы копателя колодцев.

На глазах Лероя отцовский «шеви» показался из-за поворота. Подрулив, отец вышел наружу, и через мгновение с задов вылез пацан-коротышка, одним видом переводящий слухи о том, что у бойскаутов есть нижняя планка роста, в разряд небылиц – подобное квазитребование Лерою озвучил местный вербовщик, когда тот загорелся идеей вступить в их ряды. Видел бы он этого гнома! Похоже, тот вербовщик наврал ему с три короба. Поверх штанин на ногах у парня красовались фиксаторы, при себе он имел малых габаритов сумку и вышагивал, как недобитый нацист на военном параде – одну ногу резко выбрасывал вперед, другую переставлял следом, и так далее. Лерой не удивился бы, козырни новоиспеченный родственничек по-военному.

Более ничего примечательного в Дрейтоне не было – стрижка «горшком», волосы цвета свежего навоза, большая голова и очки с уродливыми толстыми линзами. Само лицо парня напрашивалось на плевки жеваной бумагой из трубочки. Несмотря на это, матушка Лероя спустилась с крыльца и прямо бросилась на Дрейтона, схватила его за голову, будто то был баскетбольный мяч, а не голова, поцеловала его в лоб и проворковала:

– Разве ты не милейший ребенок на свете?!

Лероя неприкрытая ложь поразила – очевидно же, что Дрейтона лучше всего посадить на шест и вынести в кукурузное поле, чтобы он ворон распугивал.

– Это Дрейтон, – представил героя дня отец – на случай, если Лерой или мать ждали кого-то еще. Лерой спустился по ступенькам, подошел и протянул парню руку, как его учили. Дрейтон пожал ее – в лапище Лероя его ладошка казалась маленькой мокрой тряпочкой. Тут Лероя охватило волнение. Он превосходил мальчишку – ростом, силой, скорее всего, и размером причиндалов. Иметь под рукой кого-то слабенького было не так уж и плохо. Вряд ли мальчишка с фиксаторами на ногах сможет избить его или прижать. В голове Лероя сразу родилась уйма идей для забав с растяжками, и все они в итоге увенчались успехом – всякий раз Дрейтон брякался и дрыгал лапками, словно опрокинутый на спинку жук.

С самого начала Лерой решил обозначить правила.

– Свое барахло можешь держать во-он в том углу. Я не против, коль скоро будешь там порядок наводить, чтобы это с моим добром не мешалось. И да, мои вещи не бери, коли не спросил. Кроме, пожалуй, фломастеров.

– Спасибо, – скромно отозвался Дрейтон.

– Пока не за что. Меня вообще учили быть добрым. Но я так считаю: важно знать, чей навоз где лежит, чтобы непониманий не возникало. Сечешь?

– Да, Лерой. Ты очень добр ко мне.

– Просто хочу, чтобы ты сразу знал, что к чему. Кровать у нас одна, но я буду ложиться на ту сторону, на какую хочу. Будешь во сне пердеть – сброшу на пол. В ванную первым хожу я, полотенцем первый пользуюсь я.

– Разве у меня не будет отдельного полотенца?

– Сомневаюсь. Мы ими не так часто пользуемся. Мать говорит, если тереться одним полотенцем, меньше воды и мыла расходуется, так что тебе придется брать его после меня.

– Ну ладно.

– Что у тебя с ногами? Болят?

– Да. У меня с ними какая-то беда, с ними и со спиной. Доктор говорит, может, это пройдет, когда я вырасту.

– Сильно на это не рассчитывай. Доктора и матери рады для тебя все в розовые тона красить, чтобы была надежда, ты сам себя не расписал, и все прочее. Будь я тобой – планировал бы житуху инвалида. Может, когда вырастешь, тебе дадут кресло с колесиками. Найдешь себе какую-нибудь работенку по плечу – ну, марки там лизать, на конверты наклеивать, такая ботва. Есть у нас один такой – башка вся раздута, гидроцефалия, или что-то вроде того. Так вот, он карандаши точеные продает. Работка непыльная, барышей особо не приносит, но хоть что-то. И важнее всего – для нее тебе даже образования не надобно.