Владислав Тихонов - Наследство одержимого

…Все произошло быстро, ужасающе быстро. От сгустившегося силуэта отделилась маленькая тень — бесформенная и подвижная; в воздухе серебристо сверкнуло. Глухота ватными пробками вывалилась из ушей Сергея — он расслышал в воздухе какой-то чмокающий звук, после коего Петр, словно манекен, почему-то грохнулся лицом вниз прямо на труп своего врага. В лицо Сергею брызнула теплая темно-красная струя, на губах вмиг стало солоно и железисто.

— Ну, вот и всё… — глухо, хрипло и насмешливо раздалось над головою Сергея, после чего он в третий раз за этот безумный день лишился сознания.

Когда учитель вновь пришел в себя, он с некоторою заминкой понял, что все так же валяется на полу в комнате под церковной крышей — той самой, где еще так недавно произошла расправа знакомого эфэсбэшника над знакомым каннибалом. Вокруг как ни в чем не бывало горели свечи, и ни зловония, ни адских мельтешащих отблесков больше не было. Трупов не было также. Но вот клейкая кровь по-прежнему сочилась из рассеченной головы. И подташнивало.

— Пё-ётр… — сипяще позвал учитель, краем глаза уловив живое движение где-то слева, — Пё-ётр…

В ответ прошелестел глухой незнакомый голос:

— Петра больше нет.

Сергей повернул голову и вздрогнул. За поставленным на ножки и аккуратно покрытым все той же алой скатертью столом сидел высокий, абсолютно лысый мужчина, одетый во что-то вроде сутаны или хламиды — длинное, черное и шёлковое. Сергей пялился на лысого гостя с отменной бесцеремонностью, перекатывал глаза с огромного лба с густыми сросшимися бровями на диковинный хищный нос; с носа — на змеящийся сухой синеватый рот с чуть удлиненными желтоватыми клыками в глубине… Во всем была резкость, сплошные острые углы и ломаные линии. Но что всего поразительнее — возраст лысого определить было положительно невозможно. Он был немолод; он был, пожалуй, даже очень стар, но в старости его не было ничего старческого и, пожалуй, человеческого вообще, словно то была старость не человека, а вещи. Кожа на узком четком лице все так же, как и, наверное, много лет назад, тонко и плотно повторяла все лицевые впадины и выпуклости — со временем она лишь потускнела и как будто пропылилась, точно гладкий светлый переплет старинной книги…

Шурша черным шелком, лысый гость поднялся из-за столика, неслышно приблизился, распространяя отчетливый запах сырого погреба, царственно склонился над Сергеем и подал ему костлявую руку с длинными сиреневыми ногтями, больше похожими на загнутые когти пернатого падальщика. Кровавый прямоугольный корунд в зубастой золотой оправе сверкнул на среднем пальце страстным звериным оком. Учитель, чуть помедлив, протянул в ответ свою влажную бессильную ладонь и тут же легко вздернулся на ноги — сам не понял как. Зеленовато-бурые глаза незнакомца пристально поблескивали из-под бровей — Сергей не мог отделаться от мысли, что все-таки… видел прежде похожее лицо. Вот только когда? И где?

Точным откликом на прочитанную мысль зашелестели слова:

— Да, мое лицо тебе знакомо… Правда, с годами оно изменилось — всё с годами меняется и, как правило, не в лучшую сторону. Эта кожа на черепе теперь не прочней бумаги — того и гляди сорвется напрочь…

«Что за черт! — вяло думал Сергей, которому, в общем-то, было уже все равно (умение изумляться в нем за последнее время по понятным причинам притупилось), — «говорит о своем лице так, как если б оно было носильной тряпкой, сменяемой оболочкой… Ах, гадство, ну как же ноет мой череп…»

— …Сейчас ты немного не в том состоянии, чтобы это понять, но чуть позже поймешь обязательно… — продолжал незнакомец. Потом он помолчал, внимательно глядя поверх головы Сергея, и заговорил вновь:

— Драка не пошла тебе на пользу. Вот уж никогда не понимал: зачем ввязываться, коли заведомо известно, что ничего, кроме ран, в итоге не получишь?!. И раны-то какие неприятные… — незнакомец усадил Сергея на трехногую табуретку — тот и не думал сопротивляться — и осторожно приложил сухие бескровные свои пальцы к разбитому затылку учителя. Голову пронизало мгновенным холодом. Чуть помедлив, ледяная рука отстранилась, — и вместе с нею ушла боль. Боязливо потрогав затылок, Сергей обнаружил, что даже крови на нем больше нет, что ноющая шишка на лбу тоже растворилась без следа и вообще: все в голове пришло в состояние какой-то бодрой нормы. Иными глазами взглянул Сергей на своего собеседника.

— Голова прошла…

— Я знаю.

— Слушайте… Так кто Вы все-таки такой??

— Кто я? Кто я… — усмехаясь, повторил незнакомец, — ну, для начала — хотя бы тот, кто знает о тебе гораздо больше, чем знаешь о себе ты сам — довольно с тебя этого?

— Не-ет.

— Правильно… Так спрашивай же меня, не стесняйся своего любопытства, только точнее формулируй вопросы.

— Хорошо! — Сергей прокашлялся, — Так. Во-первых, где Петр?

— Я ведь уже сказал: Петра больше нет… Прости, но я должен был сравнять счет: Петр здесь был уже абсолютно лишним… как и его несчастный противник, мой добрый слуга.

— Хм, оригинально! Людоед — слуга… А, впрочем, я не удивляюсь: сами же спрятали его у себя в НИИ, а народу сказали, что расстрелян. Значит, зачем-то он был вам нужен!

— Никого я в НИИ не прятал.

— Ну, не Вы, так Ваши коллеги — умные дяди из большой конторы!.. Ну… так про вас… — Сергей вдруг спохватился, что давно уже отважно хамит своему собеседнику, — ну… так про вас… про вас так Петр сказал… Ну, скажите, пожалуйста, а я-то зачем вам понадобился?…

Давясь собственной дерзостью со жгучим любопытством пополам, Сергей вдруг почувствовал, что стесняться ему больше нечего, так как, похоже, нечего больше и терять…

— Да! Я понял! Теперь окончательно понял!! — взвёлся он, — это Вы написали мне то письмо, заманили сюда, чтобы напугать, подослали Петра, навели мороку — и все затем, чтоб показать, на что способна еще Ваша организация! Что она еще не развалилась, как пишут в газетах!.. Только зачем я-то вам понадобился? У меня что, какие-то уникальные данные для агента?! Внешность? Отзывы по работе?? Да?!.. А если я не захочу становиться доносчиком! Если я не захочу на вас работать?! Вы что, тогда сразу меня уберете или будете шантажировать?! Ага! После Ливера я уже ничему не удивлюсь. Все, что о вас писали и пишут — это правда, и я…

Не слушая больше этой бессвязной тирады и не заботясь о том, будут его слушать или нет, лысый заговорил негромко:

— Не знаю как насчет остального, но в одном твоя мать была права: с твоей богатой фантазией надо что-то делать… Ну, от себя я прибавил бы еще и твою доверчивость… Хотя, с другой стороны, когда б не она, я не смог бы так легко вытащить тебя сюда…