Дэн Симмонс - Лето ночи

– Интересно, почему это действует только твоя католическая святая вода? А не всякие причиндалы из моей лютеранской церкви? Или пресвитерианские штучки Дейла?

– Не смей называть святыни моей церкви штучками, – огрызнулся Дейл.

Майк с любопытством посмотрел на них:

– А в вашей церкви тоже есть святая вода?

Трое мальчиков помотали головами.

– Ни в одной церкви нет таких странностей, как у вас, католиков, – сказал Харлен.

Майк пожал плечами:

– Но на Солдата эти странности подействовали. По крайней мере, святая вода… Тело Господне я еще не пробовал. А у вас есть причастие?

– Да, – в один голос ответили Дейл и Кевин.

– Мы можем притащить немного хлеба, оставшегося после причащения? – обратился Дейл к Лоренсу.

– Как? – спросил тот.

Дейл на минуту задумался.

– Ты прав. Легче стащить у них из-под носа двустволку, чем Святые Дары. – И он кивнул Майку. – Ладно, так как твои штуки сработали, то тащи и для нас немного святой воды.

– Давайте наполним ею воздушные шары, – вмешался Харлен. – И разбомбим этих чудил. Пусть-ка повертятся и пошипят, словно черви на сковороде.

То ли эта шутка подействовала на ребят, то ли что другое, но они спокойно разошлись по домам, решив подумать об этом до утра.

На следующее утро Майк разнес газеты за рекордно короткое время и к семи часам пришел в дом священника. Миссис Маккафферти была уже там.

– Он спит, – зашептала она прямо на лестнице. – Доктор Пауэлл дал ему что-то для сна.

– А кто такой доктор Пауэлл? – недоуменно спросил Майк.

Миниатюрная женщина стояла перед ним, сложив руки на животе, и взволнованно вертела пальцами над передником.

– Это доктор из Пеории, которого привез доктор Стеффни вчера вечером.

– Все так серьезно? – прошептал с ужасом Майк, но тут же вспомнил: коричневые черви падали из открытого воронкой рта Солдата прямо на отца Кавано, извиваясь, заползали прямо под кожу.

Миссис Маккафферти поднесла руки ко рту, будто собираясь заплакать.

– Они не знают, что это с ним. Я слышала, как доктор Пауэлл сказал, что отца Кавано перевезут в больницу Святого Франциска прямо сегодня, если ему не станет лучше…

– Больницу Святого Франциска? – шепотом повторил Майк, взглянув на верхние ступеньки лестницы. – Прямо в Пеорию?

– Там у них есть аппарат для искусственного дыхания, – объяснила она и замолчала, не в силах говорить. И уже совсем тихо, почти неслышно, добавила: – Я всю ночь провела в молитвах. Просила Пресвятую Богородицу, чтобы она помогла несчастному молодому человеку…

– Можно мне войти? Я только посмотрю на него, – спросил Майк.

– Нет-нет, нельзя. Они боятся, что это заразно. Никому не разрешается входить туда, кроме меня и докторов.

– Но я был рядом с ним, когда это случилось, – сказал Майк, не став уж упоминать о том, что они вместе внесли больного в дом.

Он не думал, что черви могут перебираться с одного человека на другого, хотя одна мысль об этом сразу заставила его сердце сжаться.

– Пожалуйста, – попросил он, напустив на себя самый что ни на есть ангельский вид кроткого алтарного служки. – Я даже не стану входить в комнату, только посмотрю с порога.

Миссис Маккафферти неохотно уступила. Они на цыпочках прошли вместе в холл, затем как можно тише открыли темную тяжелую дверь. Она даже не скрипнула.

Волна тяжелого запаха накатилась на Майка даже прежде, чем он успел отшатнуться. Запах чрезвычайно напоминал то зловоние, которое распространялось от труповоза и шло изнутри туннелей, только здесь он был гораздо хуже. Зловоние распространялось из темной комнаты на волнах горячего спертого воздуха. Майк зажал рукой нос и рот.

– Мы не открываем окон, – чуть извиняющимся тоном объяснила миссис Маккафферти. – Его две ночи трепала самая жестокая лихорадка.

– Но запах… – еле выговорил Майк, чувствуя ком в горле.

Экономка оскорбленно нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что пахнет лекарствами? Белье я меняю каждый день. Тебе не нравится этот легкий запах лекарств?

Запах лекарств? Можно сказать и так, если называть лекарством гниющее и разлагающееся тело. Можно сказать и так, если вы считаете медный привкус крови и вонь давно сгнившего мяса лекарством. Он посмотрел на миссис Маккафферти. Совершенно очевидно, что она ничего не чувствует.

«Или этот запах существует только в моем воображении?»

Майк шагнул чуть ближе, все еще закрывая рукой лицо, он старался привыкнуть к темноте. И почти ожидал увидеть на кровати смердящий труп.

Отец Кавано выглядел плохо, но называть его смердящим трупом Майкл не стал бы. Было очевидно, что молодому священнику очень дурно: глаза закрыты, но почти черные веки глубоко утонули в глазницах; губы совершенно белые и растрескавшиеся, будто он брел без воды по пустыне дней десять; кожа на лице блестит, но не тем здоровым блеском, который появляется после пребывания на солнце, а лихорадочным блеском тяжелобольного человека; слипшиеся волосы спутанными прядями облепили череп; руки со скрюченными пальцами, лежащие на одеяле, напоминают птичьи лапы. Рот отца Кавано был широко распахнут, и тонкая струйка слюны стекала из него на ворот пижамы. Дыхание клокотало в горле так громко, словно там ворочали камни. В этот момент он совсем не был похож на прежнего священника.

– Достаточно, – шепнула миссис Маккафферти, выпроваживая Майка на лестницу.

Действительно, совершенно достаточно. Майк выскочил из дома, прыгнул на велосипед и помчался к дому миссис Мун с такой скоростью, что встречный ветер вызвал слезы на его глазах.

Она была мертва.

Он почти ожидал этого, когда, постучав в дверь, не услышал ответа. Он почти знал это, когда, войдя в небольшую полутемную гостиную, не увидел ее котов.

Майку было известно, что мисс Мун, библиотекарша, обычно приходит по утрам, часов в восемь, чтобы позавтракать с матерью. Сама она жила в старом большом доме на Броуд-авеню, один из этажей которого снимала вместе с миссис Гроссейнт, учительницей четвертого класса. Сейчас было примерно половина восьмого.

Майк переходил из комнаты в комнату небольшого дома, чувствуя ту же поднимающуюся тошноту, какую ощущал в доме священника.

«Перестань быть таким дураком. Она просто вышла на утреннюю прогулку. И коты вышли вместе с ней».

Он понимал, что котов нельзя убить на улице, вне этого аккуратного беленького домика.

«Ладно, коты ночью сбежали, и она отправилась их искать. А может, мисс Мун наконец отвезла мать в Оук-Хилл, в дом престарелых. Давно пора было это сделать».

Такое предположение было вполне логичным. Но неправильным.

Тело он обнаружил на крохотной лестничной площадке второго этажа. Второй этаж весь был маленьким – только спальня миссис Мун и миниатюрная ванная комната, – и на площадке едва поместилось даже ее хрупкое тело.