Александр Ледащёв - Дождавшийся Манчак [СИ]

Помолчали. В кустах на берегу мелькали все те же алые огоньки. Одичавшая луна лила свет так, что деревья отливали серебром, видимые в ее свете до последней веточки. Хижины, что попадались им еще несколько миль назад, давно уже перестали попадаться. Манчак не пускал сюда людей — точнее, не позволял тут оставаться на своих условиях. Аллигаторы тут были не при чем.

— Болото, проклятое Королевой Вуду. Красиво сказано.

— Ты не веришь в вуду или в проклятие?

— А что я тут, по-твоему, делал бы тогда? У вас одно, у нас другое, я же полагаю, что Бог один. Просто явился к разным народом в том облике, в котором те могли его принять.

— Вы так и не смогли когда-то, — негромко сказал негр.

— Смогли. Но мы — люди. Без убийства мы не можем. Причем самого жестокого. Бог знал это и потому дал людям это сделать. Для примера. Подсказки. Искупления. Науки, — белый вспыхнул на миг какой-то лютой, холодной яростью и Самюэль поневоле перестал дышать, вспомнив, на что способен этот парень, — Вся наша жизнь — это один непрекращающийся урок, постоянное наставление, бесконечные подсказки, данные нам для того, чтобы мы сделали ее лучше! Но суть их мы, полагаю, поймем, лишь когда притащится мрачный дядя с деревянным метром. Мы — для вас, вы — для нас, да ты хоть раз думал о том, что, соблюдайся все законы, неважно, хорошие или плохие, на земле был бы уже рай?! Я не о наших заповедях и не о вашей вере, я даже про те, простые, что на бумаге — где, 6лядь?!

— Ты не любишь законы, парень, — негромко сказал негр, — нет, все их не любят, но у тебя вообще какая-то болезненная ненависть.

— Я вообще редкий образец. Чужой в любом временном и пространственном отрезке, круто звучит, правда?! А на деле — я просто человек, который ненавидит лицемерие. Тупость. Нежелание думать даже если от этого зависит твоей же, блядь, карман — и я, блядь, сейчас говорю ни хуя ни о «ноу-хау», или открытии «Клуба юрких щекотунчиков».

Манчак просто был. Белый смолк, закурил. Кажется, он жалел, что так разговорился. Самюэль не стал его дергать. В конце концов, Манчак был и у него. Случился раз у ниггера Манчак, — как-то странно подумал о себе Самюэль. «Где ты был, Самюэль?» — спросят они. «Йо, братья, вы не поверите, блядь! Со мной случился Манчак!» Белого надо в клетке держать. Он опасен. Не потому, что стреляет, а потому, что говорит. Ощущение, что не он вез белого, а тот его, не проходило. Если дать этому ебанату рупор, он точно наделает беды. А какой? Это я думаю, или меня так заставили думать? Черт, ниггер, а ведь ебаный белый прав — думать нас учить никогда не станут. Иначе кому станет нужен негр в Белом доме? Да и сам Белый дом? А у этих, в России, видать, просто все в крови утопят, правду искавши. Этот мудак, который стреляет быстрее, чем думает, кажется, здорово русский. Странная мысль. «Здорово русский». Это как? «Здорово негр». А это? Но ведь мне самому понятно? Понятно. А что не так? Да слов не хватает, блядь!

Белый резко встал, вскидывая ружье к плечу, когда они шли по узкой протоке ужасной воды Манчака меж островков.

— Успокойся, мужик, тут не в кого стрелять, можешь убрать свою базуку. Людей тут точно нет, — усмехнулся кормчий.

— Да? А аллигаторы? Это для начала. Да и потом, двое дебилов тут уже шароебится. Ты и я. Мало? Ты уверен, что на всю планету только два таких дебила? И ты уверен, что они тут не с каким-то, более низменными мечтами? Вот и я не уверен. А если ты об оборотнях… Мужик, пуля из этого ружья сажает на зад слона — и это не реклама, ты видел. Ты бы хотел, будучи оборотнем, словить такую в башку? Если не убьет, допустим, не берет, на время забудешь, как тебя зовут. Свалить успеем. Да и вообще, отъебись от меня, ниггер. Мне спокойнее с этой штукой. Если станет мешать, я ее просто уберу. Понял?

— Значит, все-таки, боишься, «снежок», кого-то встретить? — Рассмеялся Самюэль.

— Да. Боюсь. Только наоборот. Я боюсь никого не встретить, — сухо ответил белый и Самюэль понял, что тот не врет.

Они медленно вошли в неприятно узкую протоку меж двух длинных островов.

— Забавно. Чем дальше в лес, тем больше дров. Ощущение, что воды становится меньше, а земли больше. Тут, часом, пустыня дальше не начнется? — Спросил белый.

— Ты много говоришь. Что ты видишь такого? — Неожиданно спросил Самюэль, поняв, что белый уже, кажется, забыл, о чем спрашивал, впившись глазами в кусты.

— А ты всмотрись. Толпы. Их просто толпы, — белый повел стволами, показывая на берег.

Белый был прав. Берега кишели людьми. Бывшими людьми. Или ставшими, наконец, людьми. Теми, кто умер тут много-много лет назад. То ли это были живые мертвецы, что было бы понятно, но жутко, то ли они вообще не были мертвецами, а это почему-то пугало куда больше. Тени? Призраки? Но они сами кидали тени и тут же сливались с ними, проваливались в них, чтобы, миг спустя, вынырнуть из самих себя в другом месте — так мелкая волна набегает и падает в себя же, чтобы вернуться через миг.

Тянуло жутью. Смертью. Смертью лютой, нечеловеческой. Становилось ясно, что хозяева Манчака, или рабы Манчака, никак не равнодушны к ним обоим, куда там. Они просто ненавидели их. Ненавидели всем, что оставалось от их разума или души. Но в воду они не шли. Мысль пришла сама — Манчака они хватили по ноздри, и теперь просто боятся его воды.

— Манчак переполнен ненавистью. Для боли в нем места уже не осталось. И ненависть эту принесли сюда люди, — сказал белый негромко. — Но, думаю, что ненависти к роду людскому тут хватало и до первого раба, утонувшего в его трясине. Это место ненавидит живых. Но, тем не менее, не отпускает от себя их подобия. Это и есть настоящее одиночество. Манчак создал себе свой мир. Ему это удалось. Видимо, потому, что Манчак никогда не был человеком. Нам это никогда не удается. Только единицам.

— Ты совсем ебнулся, «снежок», Манчак — адово болото, как оно могло быть человеком?! Или ты о чем?!

— А ты не видишь, что Манчак очень нехило напоминает человеческую душу, ниггер?

— Да иди ты на хуй! — Заорал Самюэль полным голосом.

— Орешь. Злишься. И они злятся. Они уже не могут думать, а ты не хочешь. Есть меж вами разница? Сейчас? Есть, но чисто физическая.

Тени на берегу наливались плотью, они бежали по берегу, протягивая к лодке руки. Призраки?! Да нет, твою мать, скорее, осатаневшие от голода беглые рабы, которые хотели свежей крови и мяса. Глаз у теней не бывает, а эти смотрели во все глаза. Если бы Самюэля спросили, что в их взгляде самое жуткое, он бы ответил, не думая: «Надежда». Никогда еще он не видел и не чувствовал, чтобы чья-та надежда внушала такой ужас. Ружье в руках белого уже не казалось ненужным. Если острова скоро не кончатся, то эти ребята одолеют свой страх. И плоть их станет совсем уже настоящей, хотя и давно мертвой. Или протока станет совсем узкой. Самюэль достал из ящика дробовик и одной рукой передернул его цевье.