Гело Никамрубис - Крики прошлого

— Юра, хватит, ну зачем ты…

— Я тебе не «Юра»! И не смей перебивать, когда два брата разговаривают. Кем ты себя здесь возомнил? Ходишь, как к себе домой, отдаешь какие-то приказы? Так знай — мне плевать на тебя, и я, как старший мужчина в доме, запрещаю тебе соваться в мой дом!

— Это не твой дом, а наш! — теперь уже младший не выдержал и вставил слово. — И не тебе запрещать Геннадию Юрьевичу сюда приходить! Они дружили с папой еще до твоего появления. Да тебя назвали даже в честь отца Геннадия!

— Ты там вообще помалкивай, сопляк, не с тобой говорю! Или в себя поверил? Ты — жалкий щенок. Это ты виноват, что папа сейчас в тюрьме! — с этим аргументом Виктор спорить не мог. — Ты и, скорее всего, та девка, что жила у тебя!

— Не смей так говорить о ней! — юноша готов был долго выслушивать причитания брата на свой счет, но не на счет Кристины. Виктор начинал злиться.

— Или что? Убьешь меня за свою шлюху? — в его словах был вызов, а младший и рад был поддаться провокации. Впервые в жизни он не испугался его и, что было сил, ударил по лицу. Скорее от удивления, чем от силы удара, Юрий отступил на шаг назад. С его носа потекла кровь.

— Ах ты… — не закончив свою мысль, Юрий бросился на младшего брата с ответным ударом. От точного попадания в переносицу у Виктора тоже потекла с носа кровь, в глазах засверкало, и, падая, он чуть не сделал сальто назад. Спустя мгновенье младший Кротов увидел, что Геннадий схватил Юрия за левую руку и пытался удержать рассвирепевшего, словно медведь, брата, но, предсказуемо, безуспешно — не та категория. Виктор продолжал лежать, не в силах прийти в себя и встать на ноги, мимо него пробежала Ксюша и схватила старшего брата за правую руку, а он же, словно не замечал двух заступников, продолжал идти на Виктора, будто танк.

— Юра, не надо! Пожалуйста! — молила сестренка, но он будто не слышал ее.

— Юрий! Немедленно прекрати этот беспредел! — властным, даже с ноткой гнева, голосом скомандовала Надежда Алексеевна, не спускаясь со второго этажа. Только после этого Юрий остановился, не напрягаясь, освободился от держащих его Ксюши и Геннадия и взглянул в глаза младшего брата.

— Ненавижу, — сквозь зубы негромко сказал он, а после посмотрел на маму, как бы взглядом извиняясь перед ней, развернулся и покинул дом. Вид у матери был суров, и Виктору стало не по себе, но она просто развернулась и пошла обратно в спальню. Так они и остались втроем.

— Хм, мальчишки! — сказала сестренка и отправилась обратно в свою комнату, как ни в чем не бывало.

Геннадий Юрьевич подошел к Виктору и помог ему подняться, а после, сперва скромно улыбнувшись, глядя на него, рассмеялся, даже не смотря на то, что рукав на его любимом пиджаке был порван. Юноша с облегчением последовал примеру, а после, попрощавшись, Геннадий ушел, и Виктору, наконец, можно было отправиться поесть.

После Геннадий стал приходить намного реже, объясняя это недостатком времени, а Виктору все так же приходилось заниматься изучением дома. Дима с Юрой тоже прекратили навещать родительский дом, что, по мнению младшего брата, было жестоко и несправедливо по отношению к маме. Ладно, он плохой, но мама-то в чем виновата? И только Ксюша навещала их неизменно каждый вечер, а однажды даже привела с собой в гости ее давнего кавалера Антона, который совсем не понравился Виктору. Как считал младший брат, вид у Антона был, как у типичного маменькиного сынка. Средней длины волосы, аккуратно зачесанные назад, худощавое и вытянутое лицо с прыщами, бережно замазанные огромным количеством тонального крема, смокинг с дурацкой красной бабочкой, белые носочки, высоко задранный курносый нос, манеры изнеженного европейского вельможи прошлых, давно забытых лет. В общем, все указывало на то, что важную и губительную роль в жизни и воспитании мальчика играла выжившая из ума женщина средних лет, бегающая, словно курица-квочка вокруг своего птенчика. Или же вообще бабушка, что еще более трагично для жизни молодого парня. Да, именно трагично, так как в жизни должен быть такой человек, который может прямо и открыто сказать в лицо, что ты не прав и, в целом, немножечко придурок. Эту роль на себя обычно берет отец. В противном же случае мы имеем вроде бы парня, но, на самом деле — девочку-принцесску, которой все должны и обязаны. Впоследствии стало ясно, что отец ушел от семьи Антона, и он остался на воспитании несчастной матери и бабушки. «Бинго! Хуже не придумаешь», — подумал Виктор. Именно подумал и не стал говорить из уважения к сестренке. Но надежду, что вскоре они разойдутся, молодой человек все же не оставил. Надежде Алексеевне, что неудивительно, столь «воспитанный человек, с крайне утонченной и нежной натурой поэта», парень понравился. Ну а Виктор же категорически не хотел, чтобы в отношениях его сестры именно она была мужчиной. Хотя, быть может, он, как всегда, ослепленный братской ревностью, относился предвзято к ухажерам Ксюши. К счастью нашего героя, надолго они не задержались и отправились в приют для домашних животных, дабы «спасти хоть одну брошенную зверюшку, в нашем мрачном и столь печальном мире». «И это слова парня моей сестры», — размышлял Виктор. — «Да котята с этого приюта более брутальны, нежели он!». Но все же понимая, что это дело Ксюши, младший брат решил не лезть — тот факт, что он сам сейчас живет у мамы, не давал ему права открывать рот в адрес ухажера сестры.

Прошло уже пять недель с момента ареста Романа Александровича. Весна плавно переходила в лето, но этот факт впервые Виктора не радовал. Раньше он с нетерпением ждал лета, время, когда можно будет не ходить в школу и полностью отдаваться развлечениям, а сейчас же, после того, как ему пришлось заочно взять академический отпуск в университете, каникулы у него были постоянные, хоть и печальные. Молодой человек с нетерпением ждал Геннадия, вернее новостей от него, хотя, откровенно говоря, за это нелегкое время юноша успел к нему привязаться. И вот, наконец, семейный юрист пришел и сообщил о том, что суд состоится через неделю. Виктор одновременно обрадовался и опечалился: с одной стороны, вскоре проявиться ясность в судьбе отца (да и всего семейства), а с другой, это его и пугало, ведь ожидать можно было чего угодно, даже пожизненного заключения. Геннадий старался всех успокоить и заверял, что пожизненного не будет, но Виктор не был уверен, что друг семьи сам в это верит. Последующая неделя была самой долгой и тяжелой. Каждый новый день тянулся невероятно долго и ничем не отличался от предыдущего. Жизнь превратилась в унылую рутину. Надежда Алексеевна почти не выходила из комнаты и впускала только Ксюшу и то, когда она приносила ей еду. Виктор с сестрой тоже почти не общался, думая, что это никому из них не нужно. Девушка, вроде, была счастлива с Антоном, и младший брат совсем не хотел расстраивать её лишний раз своим мрачным настроением и переживаниями, да и ему нужно было побыть одному и хорошенько настроиться перед предстоящим судом. В последнюю ночь Виктор не мог заснуть, и он слышал мамин неутихающий, сводящий его с ума, плач — она тоже всю ночь не смыкала глаз. Ксюша так же провела ночь в родительском доме. Утром за ними заехал Геннадий Юрьевич, и они отправились в город на суд невиновного главы семейства, которого, как считал Виктор, своими поступками, а теперь еще и показаниями, он посадит в тюрьму. На месте их уже ждали старшие братья и супруга старшего брата Любовь. Все они подошли и вежливо, но сдержано, поздоровались со всеми, кроме Виктора. Все они делали вид, будто его и нет вовсе. Все, даже Люба, которая раньше всегда к нему относилась хорошо. Скорее всего, Виктор и рад был подобной реакции — всяко лучше очередной семейной разборки. Постояв так некоторое время, вся семья и Геннадий Юрьевич отправились в здание суда, занимать свои места. У входа к ним подошли судебные приставы и попросили Виктора пройти в специально отведенную для свидетелей комнату. Возражать никто не стал, и, вероятно, старшим братьям от этого стало даже легче. В специальной маленькой комнатке был телевизор, благодаря которому Виктор мог оставаться в курсе событий. Еще до того, как люди стали занимать свои места, младший Кротов через экран увидел отца. Мужчина сидел в клетке, словно дикий зверь, охраняемый двумя людьми в форме. Вид у него был уставший, он сильно похудел и побледнел в лице. «Да уж», — думал Виктор. — «А я еще жаловался на свое уныние и рутину». Однако, было видно, что Роман Александрович держится достойно, и дух его не сломлен. Он был настоящим мужчиной, защитником своей семьи, и Виктор был очень сильно горд им в это мгновенье.