Алексей Бартенев - Бимен

Побывав в магазине накануне, и увидев под витринным стеклом пистолет, я изменил свое решение. Теперь мне не нужен был нож. Я хотел обладать другим оружием, хоть оно и было игрушечным. А посвящать кого-то еще в свои планы я не хотел. Не хотел не потому, что уже почти взрослый, собирался покупать детскую игрушку. Совсем нет. Я вообще не собирался его никому показывать. Как коллекционеры, которые покупают ворованные произведения искусства. Просто я хотел, чтобы он был мой. Мой, и ничей больше. Моя прелесть. Я положил бы его под подушкой. И в любое время мог бы с его помощью окунуться в страну грез. Это была бы моя волшебная вороненая палочка, мой ключ к зазеркалью. Моя дверь в Нарнию.

Еще на поле я решил, что не пойду через деревню. Там меня мог кто-нибудь увидеть. Увидеть, и остановить. Тогда путь домой прервется. Мне придется рассказывать, где я был, и откуда иду. Быстро и спонтанно врать я не умел. Мне всегда требовалось время, чтобы придумать, а потом обсмаковать ложь. Почувствовать, как она звучит, какая на вкус, правдоподобна или нет. Поэтому, чтобы избежать всего этого, я решил пойти через лес. Расстояние больше, но зато душе спокойней. Все тропинки изучены давным-давно, и внезапное появление кого-то исключено совершенно. Вдобавок лес густой, лиственный. А значит, можно сделать шаг или два в сторону, и сойдя с тропинки исчезнуть в тени деревьев, и кустов. Терпение было почти на исходе. Хотелось снова сжать в ладони пистолетную рукоять. Почувствовать прохладную тяжесть металла. Половина пути осталась позади, когда терпение покинуло меня окончательно. Я сошел с тропы, предварительно осмотревшись по сторонам, отошел от нее метров на десять, и зашел за дерево. Привалившись к нему спиной, я сел на землю. Опавшей листвы было много, она напоминала толстый ковер, по которому невозможно пройти, не издав ни звука. Каждый шаг сопровождался шелестом сминаемых листьев, и треском ломающихся маленьких веточек, прятавшихся под листвой.

Я прислушался, и только после этого поднял футболку, и вытащил из-за пояса пистолет. Он не был прохладным, как я ожидал. Теперь он был обжигающе горячий. Влажные ладони ощутили высокую температуру оружия, нагретого моим телом. Оказывается я не теплый, я горячий. Чтобы предательская листва подо мной не шуршала, я старался не двигаться. Точнее не двигать ногами, и тем местом, на котором сидел. Глядя на пистолет, мне хотелось запомнить каждый его изгиб, каждый бугорок, и каждую ямочку. Я касался пальцами гладкой поверхности, стараясь и на ощупь запомнить его. Я наслаждался увиденным. В голове мелькнула, а потом начала сформировываться мысль о том, что, по чьей-то нелепой ошибке, в магазин привезли настоящий пистолет. Продавщица — обычная женщина, и в оружии ничего не смыслит. Она и не догадывается, что у нее на витрине лежит совсем не игрушка. Потом прихожу я, и покупаю его. Настоящий пистолет. Вот сейчас я возьмусь за затвор, и потяну его назад. Он сдвинется с места, отползая, и открывая торец ствола, спрятанный внутри. А мгновение спустя, к моим ногам выпрыгнет маленький патрон, с медной круглой головкой, торчащей из блестящей гильзы. Оказывается, он прятался в стволе, и только и ждал того мгновения, когда кто-то прицелится, и нажмет на спусковой крючок. Тогда курок стукнет по капсюлю, из ствола полыхнет пламя, а пуля, набрав скорость, полетит навстречу своей судьбе, неся в себе смерть, и разрушение. Это же настоящий патрон, значит и пистолет должен быть настоящим. Мне так хотелось в это верить. Но, патрона не было, и не могло быть. А пистолет, лежащий у меня на коленях, был простой игрушкой, хоть и безумно красивой. Он хорошо сделан, и приятно сидит в руке, но это игрушка, удивительная, и не похожая, ни на одну, виденную раньше.

Моя первая любовь, если конечно так можно сказать об игрушке. Первая, значит самая яркая, и как всегда бывает, не счастливая. Остаток лета мы проводили вместе. Ночью, ложась спать, я запускал руку под подушку, и стиснув в ладони пистолетную рукоять, проваливался в безумные фантазии. Теперь мне не надо было скакать по комнате, и размахивать перочинным ножом. Или, изображая каратиста, сражаться с воображаемой собакой. Я просто приподнимал футболку, и вынимал из-за пояса пистолет. Затем взводил курок, и ждал, когда пес бросится на меня. Ярость, и злоба уходили вместе с выстрелом. Такое ощущение, что я убивал не пулей, а ненавистью к этим животным. Как правило, как только у меня в мозгу звучал воображаемый выстрел, я тут же проваливался в сон.

Утром меня будили звуки, которые говорили о том, что по лестнице кто-то карабкается. Дверь на чердак изнутри не закрывалась, и войти мог любой. Я нашаривал в кровати пистолет, и готовился к встрече с незваными гостями. Чаще всего меня пытались убить беглые уголовники, или бандиты. Я отстреливался до последнего патрона. Что им было нужно я не знаю, но они не оставляли попыток разобраться со мной до конца лета. Иногда они захватывали какую-нибудь девушку в заложники, и тогда все усложнялось многократно. Практически всегда, в таких ситуациях меня подстреливал их главарь. Я истекал кровью, но из последних сил стрелял ему прямо в сердце. Он отшатывался, взмахивал руками, будто потерял равновесие, и падал навзничь. Спасенная девушка подбегала ко мне, но я отстранял ее в сторону, говоря, что не надо благодарности, и уходил в закат.

Я привык к своему оружию настолько, что вечерами, после ужина заглядывал на чердак, чтобы взять из-под подушки, и засунуть за пояс ставший уже родным игрушечный пистолет. Август — месяц приближающейся осени, и ночью довольно прохладно. Не утруждая себя поисками подходящей куртки, я брал первую попавшуюся телогрейку, и накинув на плечи бежал к друзьям и веселым историям. Так произошло и в тот день, который стал последним в наших с пистолетом отношениях.

Точно, что происходило той ночью, я не помню. Скорее всего, кто-то из ребят предложил прогуляться до пруда. Долго не думая все согласились. Мы расположившись на берегу, сидели, и глядели на отблески луны в его волнах. Нас было человек десять. Все примерно одного возраста. Просто сидели, и смотрели на черную воду, изредка бросая туда головки одуванчиков. Потом, кому-то пришла в голову идея рассказать страшную историю про ведьму, утонувшую здесь. Закончил он ее громким воплем: «Вон она! Берегись!» После чего, сорвался с места, и увлек всю компанию за собой. Поддавшись стадному чувству, я тоже побежал вместе со всеми от опасности, но пару секунд спустя, вспомнил, что у меня есть пистолет. Я вытащил его из-за пояса, и сунул в карман телогрейки, готовый в любую секунду выстрелить, и поразить цель. Не важно, какую. Я крепко сжимал рукоятку, а мой указательный палец нежно поглаживал спусковой крючок, чувствуя, как он поддается от легкого нажатия. Страшно уже никому не было, все смеялись, вспоминая умелый розыгрыш, и всю нелепость ситуации. По пути кто-то периодически вскрикивал: «Ведьма!» И девчонки принимались визжать. Но потом, опять все начинали смеяться.