Сергей Байбаков - Пекло

Борко равномерно и неторопливо поворачивал вертел. Рядом с ним сидел Любомысл и что-то тихо втолковывал парню. Ни Прозора, ни Милована мальчик у костра не увидел.

— Княжич проснулся! — увидев, что мальчик открыл глаза, обрадовался Любомысл. — Доброго тебе утра! Как почивалось?

— И тебе доброго! — Добромил уселся, протер глаза и потянулся. — Всем радостного дня!

— Благодарствуй, княжич! — откликнулся Борко. — Только «всем» — это много. Прозор и Милован ушли. Землю разведать хотят. А я да Любомысл — это не «всем»!

С утра Борко радовался жизни и был словоохотлив: перебитая рука перестала ныть еще вечером, и он хорошо выспался. Так же, как и княжич, парень забыл о невзгодах. А на то, что сейчас они находятся в неведомой земле, молодец просто не обращал внимания. Подумаешь! Когда-нибудь и отсюда выберутся!

Еда есть, а эта закончится — еще добудут! Они же не только княжеские дружинники, они от рождения лесные охотники! Не хватит воды? Вон, ее полный колодец. Иди к нему и черпай. Что еще нужно, чтобы утром радость ощущать!

Добромил бросил взгляд на табун. Трое стреноженных коней щипали жесткую траву, а жеребцов Прозора и Милована не было.

— Куда они поехали?

Борко махнул здоровой рукой в сторону дальних лиловых скал.

— Они решили во-он за те утесы съездить. Хотят глянуть, что там дальше, куда Древняя Дорога ведет. Что там за земля и что в ней творится. Прозор сказал, что ночью в той стороне чем-то синим полыхнуло, а потом гул долетел. Я спросил: может, гроза дальняя? А он отвечает — не похоже. Мол, за всю ночь только один раз сполох сверкнул. А у грозы — ты сам знаешь, княжич — вон сколько молний! Батюшка Перун любит ими земную нежить бить. Прозор думает, что от тех утесов можно разглядеть, что за земли дальше идут. Говорит, раз сюда попали, так надо получше вызнать, что за диво в нашем лесу — невдалеке от Виннеты — объявилось. Еще хотят посмотреть, что по другую сторону Радужного Пути есть…

— Как это? — не понял Добромил1. — Там наша земля, наш лес…

— Нет, княжич, это я не так сказал! Входить в туман они не станут. Просто объедут по краю. Обещались скоро быть. Мол, только мясо ужарится, они сразу же учуют и сюда прискачут.

Балагуря, Борко не забывал вращать вертел. Работал здоровой рукой. В перебитой, что висела на привязи, парень цепко держал маленький ковшик. В нем, судя по запаху, плескался душистый настой из неведомых трав. Не иначе, как Любомысл его сотворил. Старый мореход любит всякими приправам пищу сдабривать.

Изредка Борко брал ковшик здоровой рукой и бережливо — да нет, скупо! — сбрызгивал шипящее мясо.

Любомысл одобрительно смотрел, как трудится парень, и тихо улыбался.

Он выучит увальней готовить съестное так, что слава о них по всей Альтиде прокатится!

А если случится так, что отойдут они от воинских дел, то не пропадут и без краюшки хлеба не останутся: хорошие кухари — они наперечет!

Заведет он себе корчму, а парни в ней трудиться будут, страждущих и голодных небывалыми запахами искушать.

А он будет гостей хмельным угощать и байки разные рассказывать. А что? И охраны корчме не надо! Даже любой, самый буйный выпивоха подумает — стоит ли против бывших дружинников выступать.

Впрочем, Любомысл думал все это шутейно. Ничего этого не будет. Никуда они от княжича не уйдут. Он им будто родной.

Старый мореход даже сильно сомневался, закончит ли он свои дни как принято: пристойно и окруженный любящими потомками.

Все-таки хоть он и венд по рождению, но молодость провел среди викингов. А у них почетна смерть в бою, в ярости, сжимая в руке меч.

Это молодым парням надо семейством обзаводиться. А он стар. Его семья — это княжич Добромил и дружина.

— Ну вот, готово! — объявил Борко и снял с рогулек вертел. — Все, как ты учил, Любомысл! Помогай! Влеки сюда мису. Мне с одной рукой не управиться. Немощен я, однако…

— Немощен! — рассмеялся Добромил. — Эвон как вчера мечом в тумане махал. Мне б так!

— Так ведь привычка, княжич! — зарделся Борко. — И ты выучишься махать и устали не знать. Все просто: не ты мечом машешь — а он тебя ведет. Сам знаешь.

Любомысл вытащил из чересседельной сумы глубокую деревянную мису и перехватил вертел. Сам мясо снимет, не будет калеку утруждать…

Вдалеке показались Прозор и Милован. Дружинники шли пешими, ведя коней не поводу. Что-то обсуждали. Милован размахивая руками, что-то показывал.

— Ну как? Видели затаившихся чудовищ? — весело встретил их Борко. — Никто вас в сети не заманивал? Вижу — все неплохо!

— Смейся-смейся! — заулыбался Прозор. — Что-то тебе, парень, не до смеху было, когда упырь-албаст упрашивал ворота распахнуть, чтоб косточки твои маленько поглодать! Или что там упырь делает? Любомысл, напомни-ка молодому да смешливому.

— Да ничего особенного, — спокойно отозвался старик. — Тельце высасывает, будто паук ненасытный, а шкурку на себя примеряет. Любит наряды менять да иное обличье принимать. Нежить, что там говорить! Сами ж видели. Жил рыбак Веденя Водяной — и нет больше рыболова. Душа-то к Велесу ушла, на суд праведный, а вот его обличье упырю-то и досталось.

Борко не обращал внимания на подначки друзей. Пусть говорят. Сами-то тоже не в себе были, когда поняли, что их знакомый рыбак Веденя — уже не человек вовсе, а ненасытный упырь. Он-то помнит их глаза и лица!

Да, испугался вчера. Ну и что? Все настрахались, он один, что ли? Да и кто на его месте спокойным бы остался, услышав, что такая нежить за стенами стоит, голосом булькает — будто из-под воды — и просит ворота отворить да впустить его.

Зато сейчас Борко мало чего боится. За вчерашнюю ночь на всю жизнь напугался, с запасом. Пусть потешаются: он уже не тот, кем был вчера. Он повзрослел.

— Что видел, Прозор? — Борко помогал Любомыслу снимать с вертела мясо и раскладывать его в миске. — Что за скалами?

— Садитесь, трапезничать будем. После еды расскажу. Едим споро, но не суетливо. Пищи не оставляем…

Прозор пристроился поближе к костру и потянул широкую ладонь к невероятно вкусно пахнущему мясу. С него стекал жирный сок и уже почти до краев заполнил объемистую мису. Будет во что макать сухари.

«Эх, ну да чего же запасливый старик! — уминая мясо, думал Прозор. — Даже кухонную утварь с собой возит. Будто собирается век по лесам и иным землям бродить. Вон, какую глубокую посуду нашел!»

И верно, в чересседельных сумах старого морехода нашлось все. Даже изящный маленький котелок и железный ковшик. Размерами — ребенку под стать. В такой посуде ничего путного не сотворишь. Но Любомыслу они были нужны для другого. В котелке он сварил какие-то пахучие травы — опять же хранившиеся в суме! — а из ковшика этим отваром Борко спрыскивал мясо. Любомысл уверял, что так оно станет вкуснее. Ну что ж, если вкус подстать запаху, то…