Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

Он намыливался под струями воды, обуреваемый самыми разными мыслями, и от некоторых из них кровь приливала к мужскому достоинству.

Поцеловать ее… она не будет против. А вдруг будет? Вдруг он все неверно понял? И Надю, и Владу?

По дороге к своей работе девушка вела себя тихо, отстраненно реагировала на его слова, витала где-то далеко. Он напрягся, ему не нравилось терять контроль над происходящим.

– Ты расстроена?

– Ни капли, – она принужденно улыбнулась.

Позвенела связкой ключей, отпирая библиотеку. Компьютеры бросали тени на столы. Темнота маскировала стеллажи.

Надя щелкнула замком, изнутри закрывая библиотеку. Удивленный, Олег наблюдал за ее манипуляциями. Она взяла коробку с деньгами для онкобольной чернокожей девочки и аккуратно переставила в читальный зал.

– Тебе помочь?

– Да. Задерни окна.

Надя исчезла в книгохранилище. Олег повозился со шторами. Тени уплотнились.

В пустом сумрачном помещении он рассматривал туннель, образованный стеллажами, и считал зачастившие удары сердца. На сороковом из мрака вышла Надя, одетая в кружевное белье. Красная ткань подчеркивала белизну молодого тела. Полная грудь колыхалась в бюстгальтере. Над четвертинками чашечек выступали широкие бледно-розовые ореолы сосков.

Надя прикусила губу и одарила Олега взглядом, в котором перемешались смущение и немая мольба.

– О, – сказал он.

Она приблизилась, коснулась пальцем его подбородка.

– Тс-с.

Как она благоухала! Как искрились глаза, и грудь вздымалась от тяжелого дыхания!

Олег поймал ее запястье, поцеловал. Она увернулась. Попятилась к шкафам, давая любоваться желанными изгибами плоти. Он последовал за ней, словно на поводке. Надя оседлала стойку регистратуры. Выгнула спину. Кудри падали на лицо. Темнота скопилась в ямке пупка и ложбинке между тяжелыми полушариями молочных желез.

Олег подошел, боясь, что это – сон и он проснется в съемной московской квартире от звонка клиентов. Ладони легли на затрепетавший живот, скользнули выше и взвесили груди, мягкие и эластичные. Олег склонился, целуя губы Нади, ловя губами ее прохладный язык.

– Это, наверное, главная сексуальная фантазия всех библиотекарш, – сказала она, массируя его плечи. – Рабочий стол.

Он присел, не прекращая целовать пахнущее шоколадом тело. Подцепил резинку трусиков и потянул – она засмеялась нервно. Руно лобковых волос было золотистым. Выпрямляясь, Олег освободился от джинсов. Пряжка звякнула о паркет. Он встал вплотную, и Надя обхватила его бедрами.

– Будь нежным, – попросила она.

И он исполнил просьбу.

Поселок умер. Поселок разлагался под палящим солнцем. Улицы колосились сорной травой. В покинутых домах хозяйничали пауки и крысы. Трупы сплавлялись по реке, образуя на севере дамбу из перекрученных костей и мышц. Мартовка стала красной от крови, но требовала еще.

В Пожарном пруду у полицейского участка плавал на животе мертвец. Надсадно трезвонил телефон в здании администрации. Поселковый совет, состоящий из девяти депутатов и одного председателя, висел на прутьях ограды, облепленный жужжащими насекомыми. Два члена комиссии по вопросам ЖКХ повесились в бане. Два члена комиссии по вопросам налогов, землепользования и бюджета перерезали вены в суши-баре. Мандатная комиссия в составе двух членов была распята на столбах перед рынком.

Из-под лопуха и вьюнка торчали конечности. Тела свалили грудой вокруг памятника Воину-освободителю. Голова участкового лейтенанта шипела и пузырилась, угодив в Вечный огонь.

Три тысячи человек были убиты, их трупы осквернены, а приспущенный флаг сельского поселения испачкан экскрементами.

Веретенников проснулся, хватая воздух перекошенным ртом.

Кошмар, уцепившись за горло пожилого учителя, проник в реальность.

Кто-то включил свет, пока он спал, и измазал лаком лампочки. Багровое сияние искажало мебель и геометрию комнаты. Веретенников заморгал слезящимися глазами. Ужас парализовал.

Мать летала над кроватью, зависла горизонтально в полуметре от Веретенникова. Их разделяла простыня. Лицо матери поросло длинными волосами. Во рту сновал алый собачий язык. Она пахла как Ромео, которого Веретенников закопал вечером возле плеса. А похоронят ли самого Веретенникова?

– Смотри, как мы умеем, – проворковала ведьма и хлопнула в ладоши.

Мир кувыркнулся. Разрушились стены, кровать ухнула куда-то вниз, и непреодолимая сила поставила учителя на ноги.

Он перенесся в парк, и, увы, это не было сном. Его действительно отбросило на восемьсот метров от постели. Ночной ветер трепал пижамные штаны. Асфальт холодил босые пятки. Веретенников впился пальцами в кожу на своем боку, тщетно пытаясь прогнать наваждение.

Деревья насмешливо шуршали кронами. В их тени стояли разомкнутым кольцом фигуры.

Лунный свет падал на кирпичную коробку у подножия холма. Из окуляра в центре фасада ухмылялась волосатая морда, и лапа торчала из щели под окошком, словно прося подаяние.

Веретенников перекрестился, как молнии застегнул.

«Меня сволокут в подвал, – подумал он, – и сделают со мной все, что пожелают».

Фонари, давно не работающие в этой части парка, загорелись багровым. Люди под деревьями как по команде сардонически засмеялись, зааплодировали, глумясь. Веретенников узнал большинство из них. Умершие ученики выкарабкались из могил, чтобы мстить за плохие оценки.

– Что вам нужно? – спросил педагог. – Почему именно я?

– Потому, что ты видел, – сказала Маша Кошелева, разбившаяся на автомобиле в десятом году.

– Видел… что?

– Земляную мать, – сказал Армен Авакян, белокровие, две тысячи шестой.

– Ты пришел без приглашения в ее гнездо, – сказал Саша Моторевич, – мать накажет всякого, кто видел ее.

– Вы… вас нет!

– Мы – есть, – возразила Маша Кошелева, оказываясь в метре от Веретенникова. Правая сторона ее черепа была сметена ударом, и в оголившихся мозгах ползали сороконожки, – мы дети Земляной матери. Мы мертвецы из твоей головы. Десять лет мать вынашивала нас, и мы родились, чтобы жрать.

– Чтобы обгладывать, – вторил Саша Моторевич на ухо.

– Чтобы насыщаться, – шепнул Армен Авакян из-за спины.

Веретенников побежал, ожидая, что в любой момент ледяные пальцы схватят его и потащат к туалету. Но призраки остались стоять под говорливыми кронами.

– Пара дней – и зубы будут тверже стали, – пообещал материнский голос.

Камушки жалили пятки до крови. Он не чувствовал боли. Легкие саднило. Он не сбавлял скорость. В подкорке будто треснула дамба, и образы хлынули потоком.

«Видел»… «Пришел без приглашения»…

Он вспомнил.

Сотни посельчан в окрестностях Свяжено ищут пропавшую девочку, потому что девочки здесь пропадали испокон веков. Веретенникову не особо хотелось уходить из дома и без толку лазить по пустырям, но брат исчезнувшей школьницы спас от изнасилования Надю Немкову, да и сама Владочка Толмачева была отличным ребенком.