Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

– Я объясню при встрече. Я люблю тебя, мам.

– А я тебя, родной.

Ветви яблони вязали на фасаде дома кружево теней. В голове возник образ: лиса, выдернутая из поля зрения тонкими изогнутыми штырями.

Но это, черт подери, попахивало сумасшествием.

А все прочее? Ясновидящая девочка, предугадавшая будущее, – разумно и реалистично?

Надя с ее изумительными глазами. Тролли в пещерах. Игра. Три дня избавили его от сумрачного окостенения, дали повод жить и радоваться, и благодарить сестру снова и снова, где бы она ни была.

На кухне отец медитировал над чашкой чая. Его веки опухли. Совсем недавно отец плакал. При появлении сына он суетливо повернулся к окну и сказал сипло:

– Привет. У меня, это самое, аллергия.

– Ясно.

– За забор спасибо.

– Не за что.

Олег налил в жестяную кружку компот из холодильника.

– А где Люда?

– К ней дочка приехала. Она у себя ночует.

– Как твоя нога, пап?

– Нога? А! – Он помассировал шишковатые колени. – До свадьбы заживет.

– Хорошо.

Почему-то не хотелось уходить. Олег сел за стол.

– Ты на нас сердишься? – спросил отец, буравя взглядом клеенку.

– На тебя и Люду?

– На меня и маму твою.

– Нет. За что?

– За то, что Влада потерялась.

– Я на себя сержусь.

– Я тут думал… когда она родилась… я говорил, что она родилась в рубашке?

– Говорил. Много раз.

– В рубашке, сын! – Он потряс головой, словно ничего из происходящего не понимал, словно был иностранцем, и все вокруг вели себя дико и лепетали на чужом языке. – Рубашка – это околоплодный пузырь. И она… как в прозрачном коконе. Я же присутствовал при родах, и твоих, и ее. Акушер сказала, она будет счастливой.

Отец провел пятерней по лицу.

– А когда я ее впервые на руки взял… ты знаешь, чем она пахла?

– Чем?

– Фиалками! – Отцу будто продемонстрировали гениальный фокус. – Ее кожа и волосы пахли цветами. Не пеленки, не комната, не постель, а сам ребенок. И она так посмотрела на меня. Олег, она так на меня посмотрела! Будто знала все наперед. Про все на свете, и даже про то, что покинет нас.

– Она была особенной, – сказал Олег.

– Вы оба.

– Нет, – он хохотнул, – только не я.

– О! А ты знал, что твоя мама, рожая тебя, была девственницей?

Олег нахмурился, заподозрив, что отец тронулся умом.

– Технически – была. Гинеколог втолковывал мне. Там, ну в этой плеве… есть отверстия. Наверное, для крови, не знаю. И получилось так, что я… ну, – он покраснел до корней волос, – это кольцо не повреждалось, оно порвалось во время родов.

Олег обдумал информацию и сморщился.

– Не обо всем стоит рассказывать, пап.

– Но я себе решил: мои дети – необычные. С сыном – как непорочное зачатие. Дочь в рубашке и пахнет фиалками. А вышло вот как.

Они сидели в тишине, размышляя о своем. Синхронно заурчали их желудки, сын и отец улыбнулись друг другу. Олег сказал:

– Давай картошки нажарим?

На Ленина, Гагарина, Советской, Рабочей, еще на тридцати девяти улицах жители Свяжено готовились ко сну. А в доме у парка Веретенников встал с постели и вышел в коридор. Он двигался тихо, чтобы не почуяли подъездные тени. Приблизился к дверям и посмотрел в глазок. От страха ноги сделались ватными. Колени подогнулись, он неосторожно схватился за дверную ручку и догадался по шорохам и скрипам: его обнаружили.

Кто-то измазал лампочку красным лаком. Этаж был багровым, и, хотя выпученный глаз Веретенникова не увидел никого за дверью, мочевой пузырь опорожнился непроизвольно. Моча потекла по бедру.

– Есть там кто? – прохныкал учитель.

– Есть, – ответили извне.

По трассе мчали машины. Вряд ли водители удостаивали рынок и домишки у обочин даже беглым взглядом. Привет, безымянный поселок; пока, безымянный поселок. Разве что кому-то приспичит заправиться или заскочить в «Чебоксарский трикотаж». Полуденное солнце согревало луга и речную гладь.

Водоотвод прошивал насквозь насыпь под трассой и сейчас был сухим. Метров тридцать в длину, он оказался достаточно просторен, чтобы Надя не пригибалась. Олег был вынужден горбиться и беречь макушку от торчащих сверху скоб. Мартовка обмелела, на дне цементного конуса змеилась дорожка затвердевшей грязи.

Целомудренно чмокнув Олега в щеку, девушка сказала:

– Ты мне снился.

Надя надела шорты и майку, завязала волосы в хвост. И такой походный вариант не лишал ее эффектности.

– Что я делал?

– Ой, ты был счастлив. Кричал, что у тебя родилась сестра.

– Я так и кричал всем, когда Владу привезли из роддома.

Он промолчал о том, что снилось ему. Общественный туалет, залитый багровым сиянием, задушенная и изнасилованная Надя на полу. Ее одежда порвана, ее лицо – черная гематома.

Смена кадров: пляж, в воде плавает разбухший труп. Он качается, лежа на животе, но Олег узнает сержанта Самсонова. Наклоняется, чтобы за ногу вытащить труп, и видит свое отражение в воде: череп рассечен пополам листом железа.

Он пробудился, чувствуя на языке солоноватый привкус меди. Наверное, зуб кровоточил во сне. Светало, петухи голосили за окном. Переворачиваясь в постели, Олег заметил что-то чужеродное на руке. Дыры от внутривенных инъекций от локтя до кисти. Язвы с воспаленными краями. Отравленные и сожженные вены под кожей.

Он завопил.

И проснулся – теперь по-настоящему.

– Что-то не так? – прищурилась Надя. Протарахтел грузовик.

– Нет-нет, отлично.

– Ну… идем?

Пещера тролля подванивала экскрементами и тиной. Лучи фонариков вклинились в сумрак. Здесь было куда грязнее, чем в «Ивушке». Пластиковые бутылки, осколки стекла, шуршащие пакеты из-под чипсов.

– Не порежься, – предупредил Олег, переступая через мину: горку дерьма. Надя выскользнула обратно в июньский день, вернулась с сучковатой палкой.

По трассе летели шумливые металлические звери. Фантазия нарисовала фигурку в глубине водоотвода. Синие глаза, словно парящие перед бледным серьезным личиком, большие, как у героев аниме.

– Ты представлял, каким будет финал Игры?

– Не факт, что Влада успела приготовить финальный уровень.

– Будем надеяться на лучшее. Ты думал о призе?

– Если это курточка из шерсти муфлона, я подарю ее тебе.

Надя хихикнула:

– Ты великодушен. Но для поселковой библиотекарши это приключение – уже дорогой подарок. Гляди.

Она посветила на вогнутую стену. Цемент позеленел от мха, но свободное пространство было измарано наскальной живописью. Влага уничтожила большинство надписей. Да Олег и не расшифровал бы каракули поклонников хип-хопа. Были и читаемые послания: про сосущую Нинку, про «сдохните, суки». Лого группы «Korn» рядом с намалеванным шприцом.

– Это точно не Влада, – сказал Олег.