Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

Веретенников послюнил пальцы, отсортировывая бумаги.

Наиболее древнее упоминание о поселке датировалось тысяча четыреста девяностым годом. В Духовной грамоте князя Николая Ивановича Дубнина владения, включавшие и село Свяжено, переходили по наследству детям князя. Чуть позже на берегу Мартовки возвели женский монастырь. Хроники изображали каменное однокупольное здание с апсидальным алтарем в храме и деревянными пристройками. Основан монастырь был постриженником родом из ржевских бояр, на пожертвования аристократов и быстро снискал недобрую славу: в нем пропадали без вести послушницы, а сельские жители относились к членам общины откровенно враждебно. Истоки свар туманны: обитель просуществовала недолго. Слабой зацепкой был абзац из труда «Долой идолов»: свяженский монастырь упоминался в перечне обителей, построенных на месте языческих капищ, своего рода очищение земли.

«Гиблой земли»…

Веретенников неуютно сжался.

В Смутное время село и монастырь вымерли. Каменный храм разрушился до фундамента за считаные годы. Вновь заселили территорию в начале семнадцатого столетия, когда боярин Неумов получил ее в подарок от царя Михаила Романова. Село благоустроили, Неумов попытался воскресить обитель, приписав ее к Коломенскому архиерейскому дому. Но планы не были реализованы. Свяжено опустело во второй раз. Причем три источника говорили о «пропавших», а не «уехавших» людях.

«Что-то вышло из-под земли и убило всех».

При мысли о Саше, ухмыляющемся из багрового чрева, волосы зашевелились на затылке.

Он схватил импульсивно стопку распечаток. Пять лет назад Веретенников отнесся к «Русской инквизиции» скептически. Книжонка была выпущена мизерным тиражом в девяностых и имела спекулятивный флер. Но сегодня от прочитанного его прошиб холодный пот.

Тысяча семьсот двадцатый. Установлена абсолютная монархия. Страной правит Петр I. У Гренгама русский флот разгромил шведскую эскадру, а Татищев заложил основу для Екатеринбурга. В Москве же судили лжеюродивого Азея Острицу, заключившего греховный сговор с бесами. Проживая в Свяжено, Острица пытался похитить малолетнюю дочь бражника, но был бит толпой. На допросе лжеюродивый сказал, что демоны являлись к нему под личинами мертвых. Что заставляли слушать дьявольские голоса и делать, как они велят. А велели они притащить на съедение дитя, которое Острица считал помазанным и божьим. Азей Острица жил на развалинах монастыря и занимался знахарством, так что вывод напрашивался сам собой: предался Сатане, еретикам Дионисию и Варлаамию. И хотя Острица молил о церковном покаянии и божился, что действовал по чужой воле, Синод постановил сжечь колдуна.

А вы говорите, Испания.

Сквозняк сдул на пол ворох бумаг. Подбирая их, Веретенников стукнулся макушкой о столешницу и выругался.

Дьявольские голоса… личины мертвых…

В земле что-то есть, и оно связывается с людьми телепатически.

Шелестит из выгнивших каверн:

«Приди»…

И: «Уходи, ее тут нет, уходи»…

Кого «нет»? Где и когда к Веретенникову обращался тот же мерзкий шепот, приказывавший убираться?

Виски раскалывались, мешали думать.

Он зашуршал ксерокопиями сердито.

XIX век. Свяжено заселяется заново.

Заново? Оно что, опустело и в третий раз?

Веретенников протер очки.

Тысяча восьмисотый. Купец Рыбасов открывает в Свяжено ткацкое производство. Пряжу везут из столицы. Селянки массово идут в купеческую контору. Строятся светелки для ткачих, закупаются станки. Прибыль растет, в планах Рыбасова – возведение бумагопрядильной фабрики.

Где же причина очередного упадка?

Может, вот она: дочь купца пропала без вести. Поиски не дали результатов. Рыбасов покинул Свяжено.

Исходя из прочитанного село покинули еще три сотни человек – все, кто работал на предприятии. В семидесятые позапрошлого века Свяжено заполнили совсем другие люди.

«Послушницы монастыря, – Веретенников загибал пальцы, – дочь бражника, дочь купца…»

«И порой… – он стиснул пальцы в кулак, – все население».

«Чушь, – учитель взвился табакерочным чертиком, забегал по квартире. – Смута разорила сотни деревень. Попы сожгли шизофреника. Ткачи разбрелись, когда закрылось производство».

Он замер у окна. Семьи маршировали к Мартовке жарить шашлыки, мамочки катили коляски в парк, пели птицы. Телефон позвонил, заставив щелкнуть зубами от неожиданности.

– Да, Кирилл.

Вчера он рассказал Самсонову о том, что хулиганы взломали общественный туалет, и щепетильный сержант обещал разобраться.

– Михаил Петрович, вы ошиблись. Я был у нужника. Двери заколочены.

– Ты уверен?

– На все сто. Даже шпана не станет лазить туда.

«А оттуда?» – Веретенников не озвучил мысль. Поблагодарил и извинился за беспокойство.

– Какие проблемы, Михаил Петрович.

Рука с мобильником повисла вдоль туловища.

«Проблемы…»

Веретенников таращился за окно и дрожал.

День был длинным, и, чтобы чем-то себя занять, Олег отремонтировал забор. Отец торговал на рынке. Тетя Люда изредка появлялась во дворе, молча наблюдала за тем, как Олег приколачивает почтовый ящик. Геракл неугомонно мотал хвостом и охотился на бабочек, тарахтя цепью.

Что-то подозрительно напоминающее счастье поселилось в грудной клетке, смущая и щекоча.

Тетя Люда вынесла запотевшую бутылку пива и миску с варениками. Сквозь тонкое тесто проступало красное вишневое нутро.

– Подкрепись.

Олег потопал в беседку, закрылся душевой шторой. Понюхал еду.

– Я на диете, – пробурчал он и слопал все вареники до единого.

– Может, водочки налить? – участливо спросила тетя Люда из сарая.

– Пива хватит, – ответил он.

К вечеру штакетник был как новенький, а ящик лоснился и пах свежей краской. Олег не стал дожидаться отца: похвальба нервировала его. Запасся фонариками в гараже. Один был пластмассовым, компактным, а второй – монстр со стальным корпусом, хоть орехи лущи. Кроме фонариков, в кармане лежала складная дубинка, легендарный «король дилдо», а за поясом – молоток-гвоздодер.

По Гагарина шатался Глеб. Футболка с флагом непризнанной республики порвалась до пупа, штанины изгваздала грязь. Он боролся с земным притяжением и, кажется, проигрывал. Олег шмыгнул в проулок, чтобы избежать встречи.

На севере Свяжено все было так же, как прежде. Обветшалые сталинки в каштановой пене. ДК с красноармейцем и атомщиком. Ажурная арка на входе в парк. У сигаретного киоска стояла Надя. Для Игры она надела джинсы и черную футболку. Олег мазнул проголодавшимся взглядом по выпирающей груди. Неловко ткнулся губами в душистую щеку. Аромат шампуня вскружил голову, спутал мысли.