Максим Кабир - Призраки [сборник litres]

– Нет! – запротестовала Надя.

– Да ты приглядись, – он оскалился, присвистнув в прореху между зубами.

– С гопниками не знакомишься в библиотеке.

– А в туалете? – улыбка увяла на его губах. – Блин, прости, вырвалось…

– О, не парься, – отмахнулась она, – я научилась воспринимать тот случай спокойно. Не возненавидела мужчин. Не замкнулась. Кажется, моя психика выстояла. Я была наивной дурочкой, которая считала, что все люди – мои друзья. И пошла за незнакомцем.

– Пошла?

– Родители работали допоздна, а я гуляла в парке. Этот мужик появился из ниоткуда и сказал, что моей маме нужна помощь, что она вывихнула ногу или что-то типа того. Классика. Возле туалета вообще не бывает людей. Как будто там сумеречная зона.

– Какая зона?

– Сериал есть такой. Гораздо любопытнее, как ты очутился в туалете.

– Что же… – он откинулся на спинку стула и рассказал ей про Игру. Заканчивал историю уже на улице – бар закрывался в девять. Темнело, и они шли по Гагарина, по Ленина и Зои Космодемьянской. Вечер был теплым, насыщенным смолянистыми ароматами, а сочная зелень не успела выгореть под палящим солнцем. В домах за штакетником ссорились герои телешоу. Олег опять защитил Надю: от озлобленного гуся, выскочившего на тропинку.

– Получается, это и Влада спасла меня?

– Именно.

– Я помню, как она пропала. Отец и другие соседи искали ее несколько недель. А на столбах висели фотографии.

– Ее исчезновение все изменило, – в прореженной фонарями темноте Олег позволил себе быть откровенным, – меня, родаков. Они сломались. И развелись.

– Не представляю, что ты пережил.

Он подал Наде руку, помогая перепрыгнуть канаву.

– К реке?

– Идем.

Полная луна куталась в облачные меха, а второе светило плавало на поверхности Мартовки, как подтаявшее масло. Рогоз жужжал насекомыми, приходилось аплодировать комариной скрипке и хлопать себя по шее и плечам.

– Ты обещал рассказать про книгу. Что в ней такого?

– Хорошо, – он помассировал переносицу, концентрируясь, – но я начну издалека.

– Некуда торопиться.

– Я учился в девятом классе. Владе, соответственно, исполнилось семь. Родители повезли нас на весенние каникулы в Москву. Макдоналдс, пиццерия, развлекательные комплексы… было круто. Иногда я приглядывал за сестрой. В доме, где мы гостили, была арка. И как-то мы возвращались с прогулки, я и малявка. В арке стоял грузовик, кабиной к проспекту. Нам надо было протиснуться между ним и стеной арки и свернуть налево, пройдя мимо кузова.

Влада шла, лепеча о своем, и вдруг, будто ее ударили, замерла и схватила меня за рукав. Она побледнела, глаза были такими испуганными. Просто вцепилась в меня и сказала жалобно: бам! А через секунду раздался жуткий грохот. Находившийся в кузове идиот, нарушая все нормы безопасности, опрокинул во двор груду листового железа. Килограммов двести, не меньше. Если бы я не замешкался, металлолом раскроил бы мне череп.

– То есть Влада заметила, как выкидывают листы?

– Нет, – невесело улыбнулся Олег, – кузов был выдвинут во двор. Из арки этого никак не заметишь.

– А шум?

– Не было шума.

– Но тогда…

Олег мягко перебил:

– Я назвал это первым чудом. Было еще три. А может, больше. Я не беру во внимание те моменты, когда Влада анестезировала. Если у меня или у мамы что-то болело, она просто смотрела на нас, и боль утихала.

– Невероятно.

– Да.

Он поведал Наде про спасение будущего сержанта Самсонова, про то, как едва не укололся героином, и, наконец, про апрельскую Игру, которая привела его в подвальный туалет.

– Она была ясновидящей? Ты на это намекаешь?

– А как считаешь ты?

– Блин, – восхищенно сказала Надя, – по-моему, твоя сестра была святой.

– Постой с выводами. Теперь о книге…

Они поднялись на холм. Мартовка извивалась внизу, ее гладкое длинное тело скользило перекатами. По бережку петляли мостки, сооруженные из сгнивших дверных полотен. Грязь растрескалась, как крокодилья шкура.

– О черт, – прошептала Надя, – ты играешь в ее игру десять лет спустя.

– Да, и прошел два задания. Мэри Поппинс – прозвище, придуманное сестрой для санитарки на барельефе. «ТО 118» – сто восемнадцатая страница «Таинственного острова».

– И что было на этой странице?

– Надпись: «Храм тридцати трех чихов».

– Что-то китайское? – глаза Нади загорелись азартом.

– Нет, – засмеялся Олег, – папа, перебрав с выпивкой, всегда чихает, как аллергик. Родители отмечали в шашлычной юбилей свадьбы, из-за чихания он не мог произнести тост. Мы с Владой хохотали как сумасшедшие. И кто-то из нас придумал шутку про «Храм тридцати трех чихов». Храм – «Ивушка» в парке.

– Там давно ничего нет.

– Знаю.

– Так ты не пошел туда?

– Не стал торопиться. Я боюсь, что цепочка порвется. И… как бы выразиться? У меня такое ощущение, будто я разговариваю с сестрой. Играю вместе с ней.

– Ты хочешь растянуть удовольствие.

В свете луны зрачки Нади блестели как монетки.

«Влада была бы на год старше ее», – подумал Олег, и сердце защемило.

– А в эту игру, – спросила Надя, глядя на плес, – можно играть втроем?

– Мне кажется, сестра была бы не против.

– Тогда посетим «Ивушку» завтра?

Выяснялось, что как раз об этом он и мечтал – о напарнице.

– Я чертовски азартная, – призналась Надя.

– И потому ты стала библиотекарем?

Она шутливо толкнула его.

– Завтра вечером, – сказал Олег, – как стемнеет, чтобы в парке не было людей.

– Не смей идти без меня.

Ночью Веретенникову снились голые женщины, пауки и пауки в обличии голых женщин. Они кишели в багровом свете, рисуя на замызганном кафеле угловатые тени, а учитель восседал на унитазе со спущенными штанами и молился о пощаде. Под потолком пульсировали гроздья икринок и луковиц – паучья кладка. У раковины скорчилась мать, она перебирала педипальпами, из трех пар молочных желез сочилась слизь, похожая на сперму. Многоглазое чудище захрипело, распахнулись обрамляющие рот хелицеры, мать промурлыкала:

– Приди ко мне.

Утром саднили икры, как бы говоря: «Моторевич не был сном, ты взаправду улепетывал от призрака. Среди бела дня. И единственная причина, по которой туалет не сожрал тебя, это недостаточно твердые зубы».

Что-то подсказывало: они затвердеют – не успеешь пискнуть.

Наглотавшись таблеток и кофе, Веретенников сел за стол.

Где-то здесь, в хаосе макулатуры, в прошлом Свяжено, таился ответ.

Он помнил, почему заглохла идея с книгой о поселке. Некоторые документы, предоставленные московскими коллегами, содержали информацию странную и мрачную. Даже если какой-нибудь местный бизнесмен согласился бы проспонсировать издание, он был бы недоволен тоном книжки.