Борис Конофальский - Хоккенхаймская ведьма [СИ]

«А на шабаше ночью, раз в год, они собираются и разоблачаются до гола, и так избирают старшую, что ими будет год править как королева,– читал брат Ипполит.– После чего славят Сатану и поют ему сатанинскую осанну, величают его своим единственным мужем, а всех других мужей лают козлищами и скотами, и поносят их. Пьют вина и запретные зелья, что сами варят, и грибы едят такие, что только они их ведают. А когда пьяны от зелий и грибов становятся, то зовут к себе козлов, и ослов, и псов, и ложатся с ними и противоестественный блуд творят. И кричат, что скоты им милее, чем мужи человеческие. А другие промеж ног берут себе мётлы, палки и чреслами по ним елозят, и оттого в раж входят и в буйство. И потом друг другу чресла лобызают и лижут».

Волков глядел на Эльзу, у девушки лицо каменное, сидит она глаза таращит в стену, и ему показалось, что ей кое-что знакомо из того, о чём читал монах. А вот все остальные, кто с ужасом, как Ёган или Максимилиан, а кто и интересом, как Сыч, слушали про ведьм. А Сыч даже произнёс мечтательно:

– Взглянуть бы на такое!

Монах оторвался от чтения, с укоризной поглядел на Сыча, тот скривился, как-бы извиняясь, но монах нашёл нужное место в тексте и стал читать, делая паузы и назидательно поглядывая на Фрица Ламме: «Коли найден ими будет муж, что видел их, то с ним поступят они по злому. Лишат одежд его, скопят, наденут ошейник или хомут, и будут ездить на нём, понукая плетью и палками, пока не загонят его до смерти. Или лишат одежд его, оскопят, и будут рвать бороду ему по волоску, и скоблить кожу в разных местах до мяса, и сыпать туда будут золу горячую и соль. И другие казни для мужей у них есть».

– Ну, что, хочешь ещё взглянуть на их сход?– Иронично поинтересовался Волков.

Сыч кривился и махал рукой пренебрежительно, мол: Да, ерунда всё это. Сказки.

Но жест этот выглядел ненатуральным и показным. Простым бахвальством. Волков улыбался, хотел ему напомнить, что было с ним, когда ведьму из Рютте брали, да не стал. Пусть бахвалится.

И тут в дверь постучали. Максимилиан пошёл к двери, открыл. На пороге стоял гостиничный слуга, он сообщил, что купец Аппель, желает видеть господина кавалера, если для того не поздно.

– Не поздно, – чуть подумав сказал Волков,– Максимилиан, идите, встретьте купца, Ёган, стань за моим креслом, оружие пусть наготове будет. Все остальные ступайте.

– И мне уйти?– Удивился Сыч.

– Колет у тебя грязен, и сам немыт, ступай, не позорь меня.– Был сух и холоден кавалер.

– Да я в углу постою, там и света нет, не разглядит он мою грязь,– говорил Фриц Ламме.

– Ступай,– настоял Волков.

Сыч обиделся, пошёл к двери, бурчал что-то. Но Волков был рад такой обиде, по-другому он и не знал, как заставить Сыча стирать одежду и мыться.

Купец Аппель был дороден, почтенен, носил бороду и аккуратную шапочку с «ушами», что носят почтенные горожане, те, что образованы. Он поклонился, а Волков со стула не встал, невелика птица, ответил кивком головы. Указал рукой на стул, напротив себя. Приглашал садиться. Спросил:

– Изволите вина?

– Нет-нет, кавалер, отвлекать от дел вечерних вас не посмею, вечером все хотят покоя, зачем посетители вечером. – Отвечал купец, подходя к столу.

Максимилиан стал за стулом Волкова. И он, и Ёган были при оружии, что на купца произвело впечатление.

– Чем же обязан я?

– Не вы мне обязаны, а я вам.

Волков с долей удивления наблюдал за купцом и тот пояснил:

– В моём заведении, я владелец трактира «Безногий пёс», вам был причинён урон. От того скорблю я.

– Ах, вот оно что,– понял кавалер.– Значит это ваш кабак, в котором обитала разбойница и ведьма Вильма со своей ватагой.

– Прискорбно, но это так. – Извинялся купец. – Я о том скорблю.

– А вы о том не ведали, конечно?

– Что вы! Что вы! Конечно! Ни сном, ни духом. Разве я бы не запретил такое?

Он врал, и Волков чувствовал это, купчишка всё знал, и даже мог иметь долю с грабежа. А купец чувствовал, что Волков ему не верит и продолжал:

– Я уже погнал с должности приказчика Руммера, на место этого подлеца уже другого взял.

– Да, неужели?– Язвительно спросил кавалер.– Как это хорошо. Может теперь у меня и голова престанет болеть, и рука быстрее заживёт.

Купец деланно улыбался шутке, но улыбка у него выходила жалкая, он сделал шаг к столу, полез в свой большой кошель и стал доставать оттуда и выкладывать на скатерть монеты, приговаривая:

– Во искупление, так сказать, в знак понимания ваших страданий. Надеюсь это поспособствует …

Чему это должно было поспособствовать, он не договорил, выложил монеты и замер, замолчал, ожидая реакцию кавалера. А реакция у кавалера была той, на которую и рассчитывал купец. Волков сразу узнал монеты, что лежали на краю стола. Это были великолепной чеканки папские флорины. Как о них говорили, самое чистое золото, что знает свет. Хоть и не велики они были, но цена их была весьма высока. Волков даже не знал, сколько талеров серебра можно просить за эти монеты. На скатерти сверкало шесть новеньких флоринов.

Кавалер встал, забрал у Ёгана свой пояс на котором висел меч и кошель, подошёл к столу, стой стороны, где лежали монеты, остановился, уставившись на купца, и сказал потом:

– Что ж, думаю, что вины вашей нет, в том, что напали на меня в трактире.

– Истинно, нет,– кланялся купец, – клянусь вам. Разве я такое допустил бы?

Волков одним движением смахнул золото со стола себе в кошель.

И купец, кланяясь на каждом шагу, пошёл к двери:

– Не смею обременять, доброй вам ночи, кавалер.

– И вам,– кивал ему волков.

А когда он ушёл, Ёган наводя порядок на столе, глядя на дверь заметил:

– А неплохо быть важным кавалером.

– Не плохо, думаешь?– Спросил его Волков.

– А то! Чего же плохого, живёшь в королевских покоях задарма, кормят тебя кушаньями задарма, да ещё золото тебе носят за здорово живёшь!

– Ох и дурак ты!– Сказал кавалер, удивляясь наивности слуги.

– А чего дурак-то?– В свою очередь удивлялся слуга.– Не правда что ли?

– А то и дурак, – вдруг встрял в их разговор Максимилиан раньше этого не делавший,– господина твоего чуть не убили, резали и били насмерть, чудом жив. Ты вот на его месте остался бы жив, когда слеп был, а тебя ножами кромсали бы?

Еган не ответил, уже и сам всё понял, но Максимилиан продолжал: – Нет, лежал бы сейчас холодный. А господин наш, сам одного бандита зарубил. И ещё одного ранил. В городе ненавистников у него много, только недавно к нему приходили мужи с оружием, ты же сам видел, а ты говоришь «задарма». Не каждый золото за такие «дарма» захочет.

Волков удивлённо слушал здравые рассуждения совсем молодого человека, затем указал на юношу пальцем и сказал Ёгану:

– Молод, а всё понимает, не то, что ты, дурень!