Кристофер Голден - Арарат [litres]

– Если ты сейчас уедешь, – сказала она, наклонившись и выразительно глядя ему в глаза, – то я буду знать, что совершила ошибку, выйдя за тебя замуж…

Вернувшись из Арктики, он обнаружил, что Аманда ушла, оставив записку, нехарактерно краткую для профессора колледжа:

«Я сделала это ради Чарли. Мне бы очень хотелось, чтобы его отцом был кто-то другой».

Теперь она жила с Джорджем – тем самым художником. Уокеру ничто не мешало присутствовать в жизни сына, но если Джордж может стать для него более хорошим отцом – значит, так тому и быть. В конце концов, зачем лишать Чарли права на счастье?..

Гора вокруг них задышала вновь. Порыв ветра проник внутрь стойла, заставив полог палатки громко хлопнуть. Уокер задумчиво посмотрел на пузырек с таблетками, крепко сжал его в руке и взглянул на Ким. Холод резанул по коже так, словно несколько толстых слоев одежды не были для него препятствием.

– Если бы ты испытала то, с чем нам пришлось столкнуться в Гватемале, то принимала бы наркотики горстями, – сказал он тихо, затем встряхнул пузырек еще раз и засунул в карман куртки. – В моей спине есть пара криво сросшихся позвонков. Шрамы на животе – где его порвали – все еще мучают тянущей болью при движении. Болят и внутренности, которые хирургам пришлось буквально сшивать. Когда холодно, как сейчас, колено начинает гореть, словно в него втыкают раскаленные иглы. Даже в хорошую погоду боль вполне адская. А в этом месте… как ты сама понимаешь, погоду хорошей не назовешь.

Ким побледнела еще больше. Он увидел, как тает отчужденность в ее глазах.

– Простите, – сказала она уже без осуждения. – Я не знала, насколько…

– Впрочем, – перебил он ее, – хоть это и чертовски больно даже с наркотиками, часть моей зависимости, наверное, действительно связана с бывшей женой. Иногда боль от этого даже хуже, потому что сломанный позвоночник и другие раны… понаделали монстры. А в том, как ужасно закончился мой брак, виноват я сам.

В этот раз, когда она улыбнулась, он улыбнулся в ответ. Они не были счастливыми людьми, но поняли друг друга. Или, по крайней мере, начали понимать.

– А как насчет тебя? – спросил Уокер. – С тобой все в порядке? Мы можем быть уверены, что ты снова не сойдешь с ума?

Теперь она рассмеялась.

– Тревога еще осталась, – ответила она, переступив с ноги на ногу. – И снятся страшные сны о кадавре…

– Да, рога у него жуткие.

– …но в целом я в порядке.

Он услышал сомнение в ее голосе, и сердце его смягчилось. В этой пещере их всех преследовали призраки – как из прошлого, так и порожденные появившимся здесь страхом. Разговоры о ночных кошмарах беспокоили его, потому что он и сам видел довольно пугающие сны.

– Наш рогатый друг мертв, – сказал он. – И я настаиваю на том, что он был человеком. В те времена любой, кто родился с каким-либо физическим недостатком, тут же объявлялся нечистым, порченым, и вообще – страшной мерзостью.

Ким вздрогнула от холода и обхватила себя за плечи.

– Вы действительно в это верите? Что это всего лишь человек-вырожденец?

– Хочу в это верить… – ответил Уокер.

Он вдруг почувствовал, что дистанция между ними сократилась почти до интимной близости, и дыхание у него перехватило.

– Но?.. – подбодрила его Ким.

– То, как ведут себя люди – включая нас двоих, – это ненормально, даже для такой обостренной ситуации. Здесь собрались исключительные профессионалы. Даже студентов сюда отобрали уже имеющих кое-какой опыт. А рабочие – вообще курды, живущие на этой горе всю жизнь.

– Нельзя недооценивать религиозный фактор, – возразила Ким и нервно оглянулась, словно опасаясь, что их могут подслушать. – Когда все на грани – чему тут удивляться?

Уокер внимательно посмотрел ей в лицо. Пригляделся к изгибу щеки, блеску в глазах и понял, что отныне они стали союзниками. Теперь они будут держаться вместе.

– Кажется, здесь есть что-то еще, – сказал он. – Бывает, сталкиваешься с человеком, который точно не станет желать тебе добра, и это сразу чувствуется. А бывает, что просыпаешься среди ночи, чтобы посетить туалет или попить воды, идешь по темному дому и начинаешь чувствовать чье-то тихое присутствие . Я никогда не видел призраков, но среди ночи меня порой посещало это чувство – будто нечто темное заполняет комнату, словно раздувающийся воздушный пузырь. Если спросишь меня завтра на людях, то я буду категорически это отрицать, но сейчас признаюсь: я чувствую нечто подобное с самой первой секунды, как мы оказались здесь. Чувствую и то и другое – как чье-то присутствие в воздухе, которое может быть простой клаустрофобией, так и то, что называют…

– Злом?

Уокер медленно кивнул, не спуская с нее удивленных глаз и радуясь тому, что он теперь не один.

– Да, именно так. Это настоящее зло .

Адам протер глаза, с удивлением осознав, что смотрит один и тот же двухминутный фрагмент в пятый раз. Он включал отснятый материал, доходил до начала спора за ужином, но затем его мысли начинали путаться. Недовольный самим собой, он тихо выругался, поставил воспроизведение на паузу и тупо уставился на застывшее на экране ноутбука изображение: злая Мериам огрызается на Хакана. Адам знал ее лучше, чем кто бы то ни было, но теперь ему казалось, что женщина на остановленном кадре совершенно не походила на его невесту. У Мериам был жутко язвительный характер, по причине горячего темперамента она могла вспыхивать время от времени… но совершенно по-другому. Кроме того, теперь она выглядела ужасно нездоровой. Черты лица были словно нарисованы, а под глазами появились черные круги. Свойственная ей бледность – обычно с оттенком кофе с молоком, – теперь казалась почти желтушной.

Ну хватит , подумал он, закрывая ноутбук. Он вылез из палатки, и ему тут же захотелось надеть перчатки и шапку. Но вместо того чтобы возвратиться за ними, он поднял воротник куртки, застегнул молнию до горла и, потирая руки, пошел вдоль стен, палаток и полиэтиленовых перегородок, из которых состоял жилой лагерь на втором этаже. Здесь было много спален, но у персонала уже выработалась привычка находиться в лагере только во время сна, поэтому он знал, что Мериам следует искать где-то в другом месте. Чаще всего ее можно было найти в одном из загонов на первом этаже – в том месте, где Хелен и ее команда провели первые раскопки на проекте. Там нашли решетчатые остатки того, что Хелен считала птичьими клетками, и больше ничего. Обломки клеток были упакованы и складированы вместе с другими артефактами, а из помещения Мериам сделала себе базу. Свой личный кабинет. Как главный менеджер проекта, она претендовала на индивидуальное рабочее пространство. Мериам с таким ожесточением подмяла под себя власть на «Проекте Ковчег» и настолько глубоко погрузилась в процесс, что Адам стал чувствовать себя лишним – эдаким сторонним наблюдателем, несмотря на то, что формально был одним из основателей. Но каждый раз, когда он пытался поговорить с ней об этом, она тут же меняла тему разговора.