Ольга Коханенко - Хома Брут [litres]

– Давай снесем их на задний двор!

Часом позже мокрые от пота и перепачканные в крови, Хома и Явдоким оглядывали уложенную на заднем дворе гору изрубленных жутких тушек. Несмотря на их возражения, женщины тоже вызвались помогать. Поначалу с брезгливостью и осторожностью, потом уже не отставая от мужчин, они без устали перетаскивали части тел на сооруженных ими переносках, оживленно болтая о том, как бы им поскорее очистить свой двор от этой погани и обо всем позабыть. Нрав у Ганны и Прасковьи оказался легким и веселым. Если бы не обстоятельства, Хома при случае с удовольствием почесал с ними языки.

Когда работа была почти закончена и мать с дочерью, держась за уставшие поясницы, отправились за последними тушками, Хома и Явдоким стали по кругу подкладывать под нечисть сухую траву.

Вдруг из-за мазанки выбежала растрепанная, перепуганная Прасковья. За нею, с трудом поспевая, спешила Ганна, подняв грязными руками подол сарафана.

Чумазое, совсем детское лицо Прасковьи было перекошено от страха. На бегу она выкрикнула:

– Татку! Черные чумаки едут!

Явдоким от неожиданности уронил пучок соломы и враз помрачнел. Его лицо снова стало сурово-непроницаемым. Вскочив, он схватил дочь и подоспевшую жинку под локти и без лишних слов грубо потащил их в хату.

Ничего не понимая, Хома удивленно глядел, как они скрылись из виду. Сердце парня бешено колотилось. Здравый смысл подсказывал ему бежать, но он никак не мог понять, от кого он должен бежать? И главное – куда? Мысль просто так взять и бросить дохлую нечисть, дать тварям возможность воскреснуть пугала его даже сильнее, чем нависшая над ним неизвестная угроза. Дрожащими руками он вытащил кресало и кремень и стал чиркать.

Послышался топот копыт, и из-за мазанки выскочил черный как смоль крупный холеный жеребец. Глаза лошади бешено вращались, покрытые пеною бока вздымались вверх-вниз. Склонившись, на всем ходу мужчина выбил горящий пучок соломы из рук Хомы и придержал коня, чтобы тот случайно его не затоптал. Заржав, жеребец слегка подбросил на себе наездника, за что тот резко и твердо осадил его, стукнув в бока.

Пронзительные глаза наездника были даже чернее, чем его конь, и пылали гневом ярче, чем тлеющая на земле солома.

Молодое лицо мужчины было властным и суровым. Черные широкие брови гневно сдвинуты. На голове – остроконечная шапка, одет нарядно и дорого: красная рубаха с шелковыми застежками, широкие шаровары и кожаные сапоги. Поверх рубахи – кафтан, подпоясанный широким поясом. Через правое плечо висело ружье, к поясу пристегнута длинная сабля, за пояс вставлены два пистолета и кривой нож.

– Что это ты задумал? – грозно гаркнул на него всадник.

Не успел Хома ответить, как из-за хаты выехали еще три чумака и, погоняя лошадей, вмиг оказались рядом.

– Опять ты не дождался нас, Братислав,– посетовал пожилой чумак с морщинистым лицом.– Чай, спешишь заполучить пулю в лоб али нож в сердце?

Братислав гневно нахмурился:

– Думай, как говоришь с атаманом, Хлыст! Мазунчик я тебе, что ли? Поучать меня вздумал?! – молодой мужчина угрожающе замахнулся плетью.

Склонив голову в шапке, чумак попятился на лошади и смягчился:

– Потому и волнуюсь я, что ты атаман!

Ухмыльнувшись, Братислав убрал плеть и надменно произнес:

– Ты хоть и стар, но я был атаманом еще тогда, когда ты слюни пузырями пускал. И не потому, что слушал советы всяких пустомель или прятался за спинами!

Видя, как разозлился атаман, чумаки притихли, потупив хмурые взоры.

Сердито оглядев их, Братислав развернулся к Хоме, который наблюдал за этой картиной с открытым ртом, и спросил:

– Кто таков?

– Философ Хома Брут,– помедлив, сдержанно ответил бурсак, которому совсем не нравился этот вспыльчивый молодой мужчина на норовистом черном жеребце.

– Философ?! – прыснул со смеху Братислав, и трое чумаков тоже улыбнулись, скривив чумазые разбойничьи хари.– Как ты здесь оказался-то?! Что ж ты собрался делать, родненький, с этой падалью? Тебя ректор из семинарии бранить не станет?

Пропустив мимо ушей высокомерные издевательства, Хома прошипел сквозь сжатые зубы:

– Эти тела нужно сжечь. Немедленно.

– Сжечь?! Наши тела?! – притворно удивился атаман.– Да с чего ты взял-то, что можешь ими распоряжаться?! Кто нарубал этих мразей? – подъехав, он угрожающе склонился над парнем: – Говори!

– Это я,– тихо признался Хома.

Чумаки заржали. Атаман и усом не повел:

– Чай, один?

– Один,– вспыхивая от гнева, буркнул Хома.

– Ну ежели один,– разглядывая окровавленную Хомину саблю, Братислав резко изменился в лице, но было непонятно, шутит он или говорит серьезно, – ежели один, то ты должен знать, что эти тела – наши. Спасибо, что сделал грязную работу за нас.

– Как это – ваши? – не понял Хома.

– Мы преследуем этих чудищ со вчерашнего дня, – лениво пояснил атаман.– И непременно настигли бы их, если бы не тяжелые обозы. А тут ты, философ Хома Брут. Скажи,– он угрожающе прищурился,– многим удалось сбежать?!

Мысли в голове у философа завертелись. Ничего не понимая, он думал о том, что по сравнению с этими вояками твари показались бы беззащитными и незлыми.

«А что, если они не собирались нападать на нас? – ужасная мысль пронеслась у парня в голове.– Что, если они просто пытались схорониться от своих преследователей?!»

– Что молчишь? – окликнул его атаман.– Оглох, что ли?!

У Хомы потемнело в глазах. Он закачался.

– Ладно,– Братислав нетерпеливо махнул рукою.– Надоело мне с тобою возиться!

– Язва, Демьян! Проверьте хату, есть ли там что-то ценное! – пузатый и молодой чумак кивнули и тотчас развернули лошадей исполнять приказ.– Ты, Хлыст, пригони обозы. Пусть начинают грузить! – пожилой мужчина, вступивший в спор вначале, кинул недоверчивый взгляд на Хому, смущенный – на атамана, кивнул и неторопливо скрылся за мазанкой.

Через несколько минут на шляху показался обоз из тяжелых груженых возов, запряженных волами. Вооруженные до зубов чумаки скакали вокруг, размахивая хлыстами, посвистывая, погоняя мощных, но усталых волов. Обветренные лица чумаков были покрыты пылью, одежда измазана дегтем, блестевшим на солнце, что придавало им еще более грозный вид.

Поравнявшись с горою изрубленной нечисти, перед которой в нерешительности стоял Хома, чумаки слезли с коней и, не обращая на него никакого внимания, вразвалочку направились к тушкам.

Швыряя мертвый груз на пустые возы, чумаки только изредка морщились, если капли крови попадали на лицо или когда вдыхали вонь от тушек.

Усмирив черного жеребца, который, казалось, в любой момент готов был ринуться вскачь, атаман спешился и с задумчивым видом поглядел на Хому, покручивая длинный черный ус тонкими пальцами.