Борис Конофальский - Мощи святого Леопольда

— Простите меня, добрый господин, а не вы ли тот честный рыцарь, что ищет добрых людей себе в помощь?

Роха засмеялся, с ним засмеялся и Еган. Волков только ухмыльнулся и важно спросил:

— Люди мне нужны, да только нужны мне честные люди. Не сражались ли вы в Черной банде, не сражались ли вы за еретиков, или за схизматов, или за чертовых эгемцев, что выкидывают праведных людей, друзей императора, из окон чертовой ратуши своей, в своей чертовой столице, воевали ли вы против императора нашего?

— Нет, нет, нет, — качали головами мальчишки, — мы еще нигде не сражались.

— Ишь ты! — Язвил Еган. — А так и не подумаешь! Я как вас увидал, так подумал, что вон, какие то славные воины к нам идут. Малость, даже, забоялся.

Юные воины поняли, что над ними смеются. Стояли невеселые.

— Откуда прознали, что кавалер людей ищет? — спросил Роха.

— Вчера пришли, в банду Литбарски записаться хотели. Да они погнали нас, — заговорил тот, что в кирасе. — А мы услышали, что сегодня, тут, кавалер им будет смотр устраивать, вот подумали…

— Что подумали, — холодно спросил Волков, — подумали, что кавалер любит детей хоронить? Так скажу вам, что кавалер детей хоронить не любит. Уходите, не хочу, что бы ваши матери меня проклинали.

— Господин, у нас нет матерей, — в первый раз заговорил тот, что был в гамбезоне, — у нас все померли в чуму. И у меня все, и у него.

— И идти нам некуда, — поддержал его тот, что был в кирасе, — возьмите нас, господин, мы крепкие, я работаю учеником у скорняка, а Хельмут развозчик, у меня руки сильные, весь день с кожей, а Хельмут целый день тягает тачку. Он выносливый как осел.

— Мы пойдем к вам в банду за талер в месяц на двоих, — предложил тот, что был в гамбезоне.

— Слушай, Фолькоф, а может и вправду взять их, — предложил Скарафаджо. — Талер им, три мне и вот у тебя три человека за четыре монеты. Да еще твои холопы и ты, вот уже семь человек, какая — никакая, а банда.

— Да? — кавалер посмотрел на него без всякой симпатии. — А случись, что, кто драться будет? Ты на своей деревяшке? Или этот балабол, — он кивнул в сторону Егана, — или монах?

Роха только вздохнул в ответ.

— Нет. Мне нужны люди, да только не такие как Литбарски. На таких у меня не хватит денег. Есть кто попроще у тебя на примете? — продолжал Волков.

— Есть один такой, дурак и жадина.

— Не трус?

— Нет, не думаю, уж больно жадный, что быть трусом. Да вот людишки у него сброд и шваль. Я бы на них сильно не рассчитывал бы.

— Вот такие мне и нужны. А вы идите, господа солдаты, — сказал кавалер мальчишкам, — толку от вас все равно пока не будет.

— Завтра приведу, — обещал Роха, и тут его словно осенило. Он загорелся, — Слушай, Фолькоф, а заберу-ка я у Рудермаера мушкет.

Юные воины стояли чуть не плача, все еще надеясь на перемену в своей судьбе.

— Забирай, он нам может пригодиться.

— И научу стрелять вот этих вот, — сказал Роха, кивая на юношей. — Ты, верно, говоришь, что толку от них нет, это так, но только пока они в тебя из мушкета не попадут.

Волков хотел было его оборвать, но мысль Рохи оказалась интересной.

— Убьют их, — еще сомневался он.

— Ну тебя же не убили, — говорил Роха, — ты тоже в их возрасте в солдаты пошел.

— Я младше был, — сказал кавалер. — И деться мне было некуда, мне деньги были нужны.

— За то теперь ты кавалер и богач, — настаивал Скарафаджо, — слышали ребята, а начинал наш кавалер, так же как и вы.

— Господин, возьмите нас, — заговорил тот, что в кирасе, — нам тоже деться некуда, я кожу мну на хозяина, неба не вижу. А Хельмут спит под своей телегой, даже в холод.

— Научишь их стрелять? — спросил Волков, все еще раздумывая. — А порох есть у аптекаря?

— Полведра зелья сам видал, и пуль штук сто, — радостно сообщил Скорофаджо. — Научу, тут наука не хитрая.

Волков махнул рукой, дал согласие. Полез на коня, Еган помогал ему. Уселся. Поглядел, как обрадовались мальчишки, да и Роха тоже был рад, усмехнулся невесело и сказал:

— Ты про жадного дурака то не забудь, пусть он свою банду сюда завтра на рассвете приведет.

— Не волнуйся, господин рыцарь, все сделаю, — обещал Скарафаджо.

В трактире Волков уселся за стол, стал писать письмо епископу. Заказал у трактирщика перо и бумагу, хотел еще пива попросить, да подумал с чего то, что теперь ему пиво пить не пристало, пиво пойло мужиков да бюргеров, заказал вина. Когда ему его принесли, понял, что лучше бы заказал пива. Не то что бы он был большой знаток вин, но многое лета, что он провел на юге, давали ему право говорить трактирщику:

— Повесить бы тебя надо, мошенник, за такое вино.

— Другого нет, господин, только это да еще дьярский токий есть, — сконфуженно улыбался тот.

— Неси токий, а эти помои отнеси.

В письме он первым делом поблагодарил епископа за рыцарское достоинство, а потом рассказал, что добрые люди, узнав о задании, отказались с ним идти. И спрашивал епископа, если он Волков увеличит награду из своих средств, компенсирует ли ему затраты епископ.

Когда он уже почти закончил письмо, к нему подсела Агнес, сначала сидела молча, косила глазом, ерзала от нетерпения, а потом придвинулась поближе и зашептала почти в ухо:

— А к Брунхильде сегодня Сыч приходил, уговаривал. А она ему не дала, сказал, что за десять крейцеров боле никому давать не будет. А Сыч, позлился, да ушел. А потом мы с монахом сидели грамоту учили, а она у бабы просила корыто воды, та принесла, а она села на кровати ноги мыть. Сидела мыла да подол задирала так, что ляжки было видать, а монах на ляжки косился, а она видела то, а ляжки не прятала, еще и песни стала петь. Шалава она. Монах от того молиться ушел. А она смеялась ему. А Еган ночью ходил на кухню, жрал там, и бабу кухарку тискал, а она замужняя. Просто муж у нее беспутный. А еще Брунхильда с пекарем сговорилась ночью встретится, а меня подбивала у вас денег просить.

— На что еще ей деньги понадобились?

— На рубахи батистовые, мы в купальне были, там у всех рубахи из батиста, мы уже нашли, где они продаются, стоят одиннадцать крейцеров, нам такие надобны.

— Сдурели, что ли? — сурово спросил кавалер. — Вы может, где и золотое шитье увидите. Так, что мне его вам покупать?

— Не купите, значит? — уточнила девочка.

— Нет, — закончил разговор кавалер.

— Ла-адно, — многообещающе сказала девочка и пошла в покои.

А Волков стал заканчивать письмо к епископу. Не успел он его закончить, как увидал на лестнице Брунхильду и Агнес. Они бодро направлялись к нему. Брунхильда остановилась в двух шагах от него, руки в боки. Она чуть поправилась за последнее время, грудь потяжелела, из платья наружу лезла. Волосы светлые вьются локонами.

Красавица, да и только. Заговорила зло: