Борис Конофальский - Мощи святого Леопольда

— Ага, — понимающе ухмыльнулся старший, — значит позвать вам госпожу.

Эта ухмылка Волкову не понравилась и он холодно продолжил:

— Пошли своего человека, пусть позовет мне госпожу Агнес, и пусть она возьмет то, что нужно.

— Как пожелаете, господин, — отвечал старший на заставе.

Агнес была умной девочкой, она знала, что нужно взять. Уже вскоре они сидели на берегу реки и разговаривали:

— Не знаю, как попасть в цитадель, а храм с мощами там.

— А что такое цитадель? — спросила она, доставая из синего бархата стеклянный шар.

— Крепость такая, там есть один упрямец, который ее охраняет. Говорит, что не пустит меня туда. А я не могу вернуться ни с чем.

Девочка огляделась по сторонам, никого вокруг не было. И тогда она стала снимать платье, и нижнюю рубаху. Волков старался не смотреть на нее голую, но заметил, что с тех пор как они уехали из Рютте, формы Агнес заметно округлились. Девочка поудобнее уселась на свою одежду взяла шар и еще даже не заглянув в него, стала улыбаться, той самой улыбкой блаженной, которая всегда присутствовала на ее лице, как только дело касалось шара.

Кавалер лег на траву, рядом ожидая, когда она закончит, и ждать ему пришлось долго. Долго. Солнце грело уже плохо, тепло давно уже не было, река несла воды свои и приносила свежесть, но Агнес казалось того не замечала, хотя и подрагивала, и съеживалась. Кавалер глядел на ее посиневшее тельце, ждал, наконец, не выдержал, и отобрал у нее из рук шар. Подождал. Она сидела, словно просыпалась, и как всегда терла руками глаза. И ежилась от холода. Наконец повалилась на спину так и лежала молча, прикрывшись одеждой, продолжая тереть глаза. А время шло.

— Ну, видела, что-нибудь? — спросил кавалер, когда ему надоело ждать.

— Видела, — он села и смотрела на него покрасневшими глазами, — видела белого человека. Он готовит вам ловушку, и захочет убить, но вы вернетесь в свой лагерь живым.

— Что за белый человек?

— Не знаю, вы говорили с ним сегодня.

— Доктор Утти?

— Он не доктор.

— Выдает себя за доктора, ходит в маске, худой и писклявый.

— Он не худой, он жирный, а кожа его белая как полотно, и вся в язвах. И вам его нужно найти, или он вас одолеет. — Агнес встала, начала одеваться, она даже пошатывалась от усталости, — найдите его, иначе живым из города вы не уйдете.

— А доктор Утти?

— Да не видела я ни какого доктора, — с раздражением сказала девочка, — не было в стекле никакого доктора.

— А Брюнхвальд, как с ним быть, как попасть в цитадель, знаешь?

— Не знаю, — у нее не было сил, она снова уселась на траву. — Не думайте ни о чем, только о ловушке, что приготовил вам белый человек.

— Что за ловушка, где она?

— Да не знаю я, — заорала Агнес.

Она вдруг зарыдала, захотела его обнять, и не побоялось своим девичьим телом прижиматься к холодным латам:

— Господин, не ходите в город, давайте уедем, вдвоем. Иначе вы помрете там, стекло вас показывало мертвым, вы лежали на улице и конь ваш был убит. А Егана держали люди, и били его.

— Значит, меня там убьют? — спросил он.

— Да, если вам не поможет мальчик.

— Что за мальчик?

— Не знаю, не мальчик, может, но и не взрослый. Какой то… Не знаю, я кто он… — Агнес рыдала. — Не ходите в город.

— Ты мне раньше говорила, что я доживу до старости, — произнес кавалер.

— Не знаю, я… Раньше так было, теперь этак. Со стеклом все не просто, все не ясно. Мутно все.

Он аккуратно, чтобы не поцарапать ее о броню, оторвал девочку от себя и встал:

— Я должен, вернутся в город, там остались мои люди.

— Нет, не ходите туда, вы помрете, — рыдала Агнес.

— Одевайся и иди в лагерь и молись за меня, будем, наедятся, что твой мальчик спасет меня, — он пошел к солдатам.

— А если не спасет? — в голос кричала девочка ему вслед.

— Спасет, я буду осторожен.

Он всегда прислушивался к словам Агнес, с тех пор как она стала глядеть в шар. Не пренебрег он ее словами и сейчас. Он вперед выслал двух дозорных. Они шли в тридцати шагах впереди, Егана на коне и двух людей поставил в арьергард, сам ехал перед телегой, за ним шли Хилли-Вилли, всем его людям передалось напряжение кавалера. Все были начеку.

Наверное, это их и спасло от быстрой смерти, те два солдата, что были впереди, увидали свежий конский навоз на мостовой. Они подняли руки, и кавалер остановил людей.

— Что там? — крикнул кавалер.

— Навоз, свежий, — отвечал один из солдат.

— Может от наших лошадей?

— Господин, в этом проулке еще навоз, а мы туда не ездили, — крикнул второй солдат, указывая в проулок, что шел от дороги вправо.

— Сходи, взгляни, — приказал Волков.

Солдат молча скрылся в проулке, а второй остался на улице и наблюдал за ним. Все остальные стояли, не шевелясь и почти не разговаривая, только лошади шевелились, да переступали ногами. Второй солдат, что наблюдал за своим товарищем неожиданно, повернул лицо к Волкову, глаза его были круглые, перепуганные, он заорал:

— Засада, господин засада!

И бросился бежать к своим, а из проулка, тоже бегом, выскочил тот солдат, что пошел его проверить, а следом, отставая от него на десять шагов вылетел рыцарь. Настоящий, в великолепном доспехе, на роскошном коне, как и положено, с копьем! Конь у него шел шагом размашистым, голопом, высекая искры подковами о камни мостовой! Он в два счета догнал того солдата, что уходил в проулок. И рыцарь был подстать великолепному коню, играючи, как жука на булавку, он наколол бедолагу, убил наповал! И даже копья не бросил, стряхнул труп и погнался за вторым.

— Арбалетчик, — заорал Волков, понимая, что такой доспех как у рыцаря пробить не просто, — убей у него лошадь.

Растерявшийся арбалетчик, только тут начал натягивать тетиву.

— Еган, мой арбалет, — продолжал орать кавалер, — что стоите болваны, не видите копье у него, разобрали щиты, все кто со щитами в первую линию, перед телегой становись.

Солдаты хватали щиты из телеги, арбалетчик выстрели и не попал. Рыцарь, видя, что к его приближению готовы остановил коня, снова высекая искры из мостовой, развернулся, а второй солдат, задыхаясь и лязгая железом, благополучно добежал до телеги, до своих:

— Живой я, а Яков что? — переводил он дух.

— Вон Яков лежит, проткнул он Якова, — отвечали ему солдаты.

Рыцарь отъехал и остановился, а из проулка стали выходить пешие, в отличном доспехе, один нес штандарт. Пурпурное поле, с соболями по востоку и западу, с золотой рыцарской перчаткой в центре. Волков не знал этого герба, хотя пурпур всегда говорил о знатности, а золото о том, что род рыцаря стар.

Но сейчас не герб интересовал кавалера, далее по улице, шагах в ста, еще из одного проулка, или быть может, целой улицы, выезжали конные, двое. И пешие шли за ними.