Борис Конофальский - Мощи святого Леопольда

Но не в кавалере, не тем более в Сыче, понимания и сострадания он не находил.

— Чего этот безбожник, загрустил? — спросил Волков.

— Грустит, экселенц, как увидал, скольких мы его безбожных дружков отправили в преисподнюю, так закис сразу, сопля до полу. Неровен час в петлю залезет, — беззаботно отвечал Сыч, тыча еретика кулаком в бок. — А ну не куксись, не куксись, паскуда безбожная. Господин с тобой говорить желают.

— Ты знаешь, где у вас тут синагога? — спроси Волков, не отрываясь от осмотра коня, которого он себе приметил под седло.

— Ну, так тут не далеко, на север ехать по Портовой дороге, а потом, как мимо пакгаузов пройдете, так на запад взять и будет синагога, — вяло говорил еретик.

— А где то рядом с ней есть дом, на воротах, которого вырезаны розы. Знаешь такой.

— Так рядом с синагогой он стоит, там менялы жили до чумы.

— Отведи его к Рохе, пусть за ним приглядит, потом отпустим, как все вывезем отсюда. Сам возьми, пару людей у Пруффа, и седла найди. Нужно съездить будет кое-куда, — распорядился кавалер.

— Все сделаю, экселенц, — обещал Фриц Ламме.

Они — кавалер, Сыч и два недовольных солдата, которых оторвали от любимого солдатского дела — сбора добычи, поехали на север по Портовой дороге.

Солдатам хотелось остаться и грузить трофеи, там, в лагере еретиков можно было что-нибудь найти, что не нужно было сдавать в общий котел, одежду, обувь, украшения, посуду в домах, если она не серебряная. А тут тащись с этим неугомонным, неизвестно куда, и ведь не боится по городу ездить: «Заговоренный он, что ли», — перешептывались солдаты, но делать было нечего — ехали за кавалером и его хитрым и опасным холопом.

— Серебро куда дели? — тихо спрашивал кавалер у Сыча, так, чтобы солдаты не слыхали.

— Не волнуйтесь, экселенц, надежно упрятали. В бочонок с картечью, на дно кинули, и то и другое тяжелое, ни кто не заметит разницы, а Еган при серебре до конца будет. Приглядит, — так же тихо отвечал Сыч.

Волков молча кивнул. Они ехали по пустынной улице, широкой и богатой, вскоре справа появились склады, большие и маленькие, запахло рекой. Это было необычно, для города, где кое-где, в прозрачном воздухе осени роились мухи над полуразложившимися трупами. Где у части домов были настежь открыты двери, где шныряли большие черные крысы. Где бегали псы одичалые, и боящиеся людей.

Не доехав до северных ворот, они по наитию повернули налево, и вскоре оказались на площади, где сразу увидали огромные крепкие ворота, с резным узором. Частью резьбы были розы, а чуть левее стояло приземистое здание в один этаж, без забора и коновязи, но с крепкими ставнями и крепкой дверью.

Пока Волков все внимательно рассматривал вокруг, Сыч и солдаты терпеливо ждали. Наконец кавалер указал на приземистое здание и спросил:

— Похоже на синагогу?

— Похоже, а еще на овин похоже, — сказал Сыч, — да-а, нашим храмам не чета.

— Ты знаешь, что такое архив?

— Чего же мне не знать, когда я при судьях столько лет прослужил, — важно заметил Фриц Ламме. — Это склад бумаг.

— В доме за этими воротами, есть архив, честные люди просили его спалить. Три талера на то жертвовали.

— Три талера на всех? — уточнил Сыч.

— Три талера тебе.

— Ну, раз так, то почему же не помочь честным людям, — Сыч подогнал лошадь к забору, встал не седло и уже через пару мгновений ковырялся с засовами на воротах, а потом сообщил:

— Экселенц, ворота на замке, я с ним не совладаю, ждите там, я тут сам управлюсь.

Волков и два солдата остались ждать его на пустынной улице.

Что там делал Фриц Ламме, кавалер не знал, время тянулось, но ничего не происходило. И вдруг послышался сильный удар, треск и кто-то закричал тонко и со страхом в голосе:

— Грабят, люди, помогите, грабят…

Голос оборвался, и все стихло. Кавалер уже начинал волноваться, когда над забором появилась голова Сыча, сначала голова, а потом из за забора вылетел немалый куль. А после и сам Сыч спрыгнул с забора. Он не без труда поднял с земли куль, стал грузить его на лошадь, да ругался при этом на солдат:

— Ну чего олухи, бельма то пялите? Помогли бы лучше.

Один из солдат спешился, стал ему помогать и выспрашивал при этом:

— А чего у тебя там?

— Да, что под руку попалось — то и взял, все равно сгорит, — говорил Сыч, привязывая куль, он усмехался озорно глядя на солдата, — не боись, дам и вам чего-нибудь, хоть вы тут и прохлаждались, а я всю работу делал.

Волков молчал, ожидая, что Сыч сам все расскажет, но тот не торопился, и кавалер не выдержал:

— Так ты сделал то зачем мы сюда приехали?

— А как же, — отвечал Фриц Ламме, привязав тюк и садясь на лошадь, — сделал все как надо, чуете? Дымком уже потянуло. Занимается огонек.

Волков почувствовал запах дыма и увидал на рукаве Сыча пятна:

— А кто там шумел?

— Да старикашка, какой то малахольный, сторож вроде, я как ставень на окне сломал так он на меня и кинулся с ножом.

— Ты его убил?

— Да Бог его знает, может и так, — беззаботно отвечал Сыч тихо, что б солдаты не слыхали.

А огонь тем временем разгорался и был уже такой, что над забором виднелись языки пламени, пока что редкие и дым пополз из-за забора по улице. Дело было сделано.

— Поехали, — сказал кавалер глядя на клубы дыма, поднимающиеся из-за забора.

— Экселенц.

— Что?

— А синагогу жечь не надобно?

— За нее не заплачено.

Та подвода, которую кавалер велел отдать еретикам ничего бы не решила. В арсенале и лагере Ливенбаха было всего столько, что ни за один, ни за два раза даже на оставшихся одиннадцати подводах, привезти все не получилось бы. Когда кавалер с Сычом вернулись к арсеналу, Пруфф только один раз съездил в лагерь и теперь снова грузил седла, фураж для лошадей, латы и оружие, мешки и бочки с едой, и многое другое.

— Пруфф, пушки не отвезли, а бобы и сало грузите, — ворчал кавалер.

— Мы и пушки заберем, — заверил его капитан.

— День к вечеру пошел, успеете все до ночи перевезти?

— Не знаю, трофеев много.

— Тогда займитесь пушками, и порохом, а не салом.

— Как пожелаете господин кавалер, — сказал капитан.

Волкова конечно волновали пушки, но еще больше его волновал бочонок с серебром, который сторожил Еган.

Люди Пруффа стали выкатывать пушки из арсенала, стали таскать бочонки с ядрами, порохом, картечью. Ставить их на подводы. Волков следил за этим, не слезая с коня. И успокоился только тогда когда бочонок с картечью и серебром, Еган и солдаты взгромоздили на подводу. И сам уселся радом с бочонком. И не собираясь отходить от него. Когда подвода тронулась, кавалер ехал рядом до самого винного двора.

Как и полагал кавалер вывезти все до темна, не получилось. Много осталось в арсенале, и седел, и болтов к арбалетам, и пик, и сбруй и еще Бог знает чего. Все стоило денег, а пока солдаты Пруффа от души пили, пили, как не пили ни одного раза, что были в этом городе.