Вадим Караваев - Наследие предков

Перегруженный мозг Бледного, пытавшийся разобраться с принципом действия загадочного механизма, напрочь отказался выдавать какие-либо логические объяснения и строить схемы. Понять принцип работы, обозревая только внешний облик устройства, было невозможно. Проникнуть же внутрь было нельзя, так как металлические сундуки были, словно литыми — без щелей, панелей, крышек и проводов.

Надписи и барельефные узоры на клавишах представляли собой другую загадку, ничего подобного видеть никому из присутствующих ранее не приходилось. Но тут неожиданно всех удивил Митя Гопарь:

— Знаешь, на что эти каракули похожи? Я у бабки Клавы похожие надписи в книжках и тетрадках встречал.

— Ты что несешь, полудурок! Совсем мозг от радиации раскис?! — одернул подчиненного прапорщик Линёв, для которого все происходящее вокруг казалось кульминацией его технических изысканий, от этого нервная система была взвинчена до предела и не терпела вмешательства подобной пошлости в данную картину.

— Я серьезно, говорю, товарищ прапорщик! Очень похоже было.

Тут бывший криминальный элемент поведал всем душещипательную историю своей никчемной юности, когда он с целью экспроприации материальных ценностей залез в форточку к местной колдунье бабке Клаве. Помимо столового серебра, небольшой суммы денег и каракулевой шубы ему удалось спереть у старухи несколько старинных рукописных книг и тетрадей, которые он с интересом разглядывал с целью найти заклинание для фарта воровского, а также заговор от пули и ножа. Но то ли ввиду потомственного скудоумия, то ли по малограмотности разобрать каракули в колдовском манускрипте шпанюку не удалось, как, впрочем, и сбыть все эти драгоценности местным барыгам.

А ночью бабка Клава явилась во сне к будущей грозе криминального мира в окружении чертей и других страшнючих существ и потребовала возвернуть украденное. Митя, судя по всему, обильно загадив исподнее, решил не рисковать будущим воровским фартом и со скорбной рожей приперся на повинную к местной ворожее.

Та его встретила как ни в чем не бывало и даже угостила чаем, строго-настрого наказав ему и через него прочей приблатненной шелупони, даже не помышлять никогда о подобных выходках, обещая неописуемые беды за непослушание. Митя, отстирав единственные портки от следов досадного конфуза, все запомнил и более к бабе Клаве не совался. В памяти от неудачного опыта общения с потусторонним миром остались лишь смутные воспоминания о нарисованных в книге магических пентаклях, печатях планетарных ангелов и прочих загадочных рисунках.

Выслушав слезную исповедь младшего сержанта, Альберт уставшим голосом произнес:

— Ну и что, ты сейчас бабке Клаве на сотовый наберешь и попросишь инструкцию почтой выслать?

Поняв, что раскаяние в ошибках молодости вряд ли поможет в сложившейся ситуации, Митя Гопарь удрученно склонил голову и вышел в предбанник.

Впрочем, Митины бредни навели Альберта на единственно верную мысль — здесь необходимо присутствие Александра Ивановича и Белостокова, так как только с их знаниями можно хоть что-то понять в загадочном наследии древних.

Не успев додумать до конца, как и когда ему удастся пересечься с друзьями, краем глаза он увидел, как рука Бледного потянулась к продолговатой кнопке с изображением черепа на самом верху металлического саркофага. Альберт хотел крикнуть «Стой!», но не успел. Малохольный технический гений из-за отчаяния понять загадочный механизм, решил положиться на интуицию и метод грубого научного тыка. Что-либо сделать уже было поздно.

Бледный, стоя на коленях перед металлическим саркофагом, бросил отчаянный взгляд на Альберта, который замер на полуслове в попытке остановить неизбежное, словно сапер и в самом деле только что приоткрыл дверцу ящика Пандоры. И через миг Альберт боковым зрением заметил то, что так напугало самого опытного сапера десантной дивизии, и отчего тот начал рукоприкладствовать с диковинным саркофагом.

Вокруг трясущегося, словно в лихорадке, прапорщика стояли черные полупрозрачные силуэты ростом под два с половиной метра с бледными лицами и горящими черным огнем пустыми глазницами. Глаза стоящих рядом разведчиков вдруг замельтешили из стороны в сторону, потому как все присутствующие начали замечать темные тени, ощутимо контрастирующие с подсвеченным воздухом горного подземелья. Взоры бойцов впивались в лица стоящих рядом товарищей в отчаянной попытке понять, что происходит вокруг и что нужно делать. Но в глазах друзей читались только знаки вопросов и такой же безмолвный вопль беспомощного отчаяния. В комнате началось паническое броуновское движение, лязганье затворов. Десантники наставляли стволы автоматов друг на друга, пытаясь взять на прицел скользящие между их телами тени. Но понимая, что при таких раскладах они просто перестреляют друг друга, начали смещаться за полуоткрытую дверь. Тут видно сработал активированный Линёвым древний механизм адского агрегата.

В длинном пещерном коридоре в недрах горы вдруг послышался сильный нарастающий гул, словно мощный поток ветра пронесся по горным лабиринтам, врываясь в небольшие вентиляционные шахты, расположенные под потолком пещерного хода на всем его протяжении вплоть до металлической комнаты. Эти вентиляционные шахты сразу были обнаружены разведчиками при обследовании первых метров пещеры. Они были размером чуть более сигаретной пачки и шли под углом в 45 градусов на десятки и даже сотни метров сквозь горный массив на поверхность склонов. Спецназовцы, приняв по факту наличие странных отверстий, сквозь которые, как в подзорную трубу, были видны яркие звезды на небе, не придали им какого-либо значения. В течение нескольких секунд гул начал перерастать в странный шум, схожий со звуком морских волн, но многократно усиленный, а позже шум вообще исчез из области восприятия человеческого слуха и, казалось, перешел на какой-то телесный уровень вибрации. Последнее, что успел заметить Альберт, были силуэты десантников, перемешанные с темными тенями, бросившиеся по коридору к выходу.

Рыжеволосый «чистильщик» рухнул на пол, словно сраженный пулей. Болело одновременно всё тело. Точнее сказать, не было вообще ощущения тела, головы, рук, ног. Была большая концентрированная точка боли, с которой накрепко слилось сознание и никак не могло ни покинуть ее пределы, ни прекратить восприятие этого кошмара. Ни мыслей, ни ощущения времени, ни каких-либо иных сигналов от органов чувств — не было ничего, осталась одна боль. Словно и была только она в вечности. Навсегда, без начала и конца. Вечное ужасное здесь и сейчас.