Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

Безуспешно пытаясь ухватить ее за хвост, парень пошел на кухню и включил чайник, намереваясь выпить горячего — тело от перенапряжения последних часов ломило и морозило.

«…Печень василиска, дыхание младенца, кровь невинной девушки, — эхом отдавались в голове услышанные слова. — Кровь девушки… кровь…» Электрочайник, закипев, щелкнул, но парень не обратил на это внимания, застыв на месте с широко открытым ртом. Как же он раньше не догадался? Кровь Юли!!! Вот что создало проклятый апейрон — кровь его возлюбленной!

В эти секунды/дни/годы мне удалось достигнуть невероятных достижений.

Пришло осознание того, что основная энергия для моего развития, конечно, связана с разумом.

Мировой Разум огромен для меня, и когда я пробую подключиться к нему, меня начинает разрывать изнутри.

Зато разум людей, которые меня окружают, сильно разнится. Это удобно.

Здесь есть совсем маленькие люди, которые называются «дети». Они разного возраста, и объем информации у них в головах абсолютно разный: есть совсем примитивные, больше эмоциональные, а есть те, кто имеет глубокие познания в различных сферах.

То же самое можно сказать и о более взрослых особях, с которыми работать сложнее, но интереснее.

Я сильно разросся, а моя энергия научилась подключаться к людям уже за пределами здания.

Утром Роман проснулся совершенно разбитым. Казалось, что вчера его переехал самосвал. Голова кружилась, во рту был отвратительный металлический привкус — так случается, если вас несколько часов подряд беспрерывно рвет. Будильник продолжал противно пиликать, и парню стоило огромных усилий нащупать его в полумраке и нажать на неподатливую кнопку, он наконец заткнулся. В комнате царили совсем не утренние сумерки, или так казалось из-за плохого самочувствия. В любом случае следовало подниматься и топать в школу. Кое-как выкарабкавшись из-под одеяла, молодой человек прошлепал к окну и выглянул на улицу, протирая слипшиеся глаза. На асфальт продолжали литься струи дождя, только небо из свинцово-серого превратилось в какую-то зеленоватую муть. Люди показались Роману немного странными, тусклыми, а в их движениях сквозило что-то болезненное, словно каждый жест был вынужденным, скованным, вялым. Внутренне похолодев, парень несколько минут напряженно всматривался в прохожих, но так и не смог решить: кажется ему это все или так и есть на самом деле.

Подумав, что так ничего не прояснится, Роман пошел в ванную, удивившись странной тишине в доме: родители уже должны были встать. И хотя на кухне горел свет, никаких звуков слышно не было.

Но первым делом следовало избавиться от этого жуткого привкуса металла во рту. Почистив зубы и несколько раз плеснув на себя ледяной водой, парень энергично растер лицо полотенцем и почувствовал, что кровь снова начинает бегать по телу с нормальной скоростью.

— Ма, что на завтрак? — привычно поинтересовался Волкогонов, толкая дверь в кухню, и застыл на месте, будто его пригвоздило.

Родители сидели за столом, не глядя друг на друга. Руки были аккуратно сложены на коленях, а пустые взгляды устремлены в столешницу. Болезненный зеленоватый оттенок их кожи сказал Роману больше, чем ему хотелось бы знать.

— Эй, — тихо произнес он, не очень рассчитывая на эффект. Но, к его огромному удивлению (и ужасу), голова мамы дернулась и медленно повернулась в его сторону. Если бы парень был напуган меньше — он бы закричал, потому что после поворота затылок женщины приподнялся, будто ее потянули за ниточку, и на мальчишку из-подо лба уставились два бесцветных бельма. Сначала ему показалось, что зрачки маминых глаз исчезли, но, не в силах оторвать взгляда от жуткой картины, Роман рассмотрел, что ее глазные яблоки просто закатились. Правда, никакого облегчения это открытие не принесло, скорее наоборот — мысли начала заполнять паника.

Когда же, дернувшись всем телом, к нему стал поворачиваться и отец, парень пулей вылетел с кухни, зажимая рот рукой, чтобы не заорать. Глотая слезы страха и беспомощности, он заперся в комнате и стал лихорадочно одеваться и швырять в рюкзак вещи, которые могли пригодиться. Когда Волкогонов натягивал джинсы, его что-то кольнуло в ногу — угол иридиевой платы, которую он так и таскал в кармане, все еще не придумав, куда ее пристроить. Чертыхнувшись, он застегнул брюки и прислушался: слава богу, в коридоре не было слышно никакого движения.

Роман еще раз пробежался по своей комнате быстрым взглядом и задержался на мониторе, где вместо обоев у него стояла фотография смеющейся Юли (успел щелкнуть ее на телефон после факультатива). Следуя внутреннему голосу, отправил ее на печать, радуясь, что родители подарили ему цветной принтер. Родители… У парня сжалось все внутри, а душу заполнил ужас вперемешку с ледяной яростью. Как?! Как эта дрянь позволила себе тронуть его маму с папой? Как только ее липкие щупальца… Откромсаю их все!!! Каждое по отдельности, чтоб эта сволочь осознала, что значит боль. Еще никогда в жизни Роману так не хотелось причинить кому-то страдания. Но теперь он со всей ясностью осознал, что представляет собой ненависть: когда доберется до этого проклятого паразита, его уже ничего не остановит.

Вытащив отпечатанный снимок Юли, сунул его в нагрудный карман, взял рюкзак, еще раз прислушался к звукам квартиры и, не услышав ничего подозрительного, тихо пересек коридор и вышел в парадное.

Но выбравшись на улицу, вместо облегчения Волкогонов испытал еще больший шок: город превратился в чудовищную пародию на нормальную жизнь. Взгляд на обложенное тяжеленными тучами небо позволил заметить, что теперь они уже не просто имеют зеленоватый оттенок — тучи стали походить на комья зеленого пластилина. А вода льется вниз непрерывными струями, больше похожими на стеклянные трубки, — и некоторые из этих трубок подсоединяются к людям, впиваясь им в затылки. Судорожно натянув капюшон куртки, Роман осторожно покрутил головой, все еще стоя под козырьком своего подъезда.

Прохожие не обращали на него внимания, со странной судорожностью передвигаясь по мокрым улицам. Они безучастно смотрели перед собой, а при каждом шаге их тела подпрыгивали, будто кто-то дергал их за нитки. Руки болтались в разные стороны, затылки уже знакомым образом приподнимались вслед за подсоединенными к ним трубочками. При виде этих струй-трубок Волкогонову начало казаться, что он видит, как по ним утекают вверх все мысли и эмоции людей, превращая их в пустые бездушные оболочки. Город вокруг старшеклассника наполнился пластилиновыми марионетками, из которых кто-то выкачивает через гигантский насос все человеческое.

Роман никак не мог заставить себя сдвинуться с места, хотя времени на колебания уже явно не осталось. Тело словно приросло к месту и не желало повиноваться хозяину. Он не смог пошевелиться, даже когда проходящая мимо молодая женщина в сиреневом плаще внезапно оторвалась от земли и повисла в нескольких сантиметрах от асфальта. Ее ноги чуть-чуть подергивались, словно от судорог, и это зрелище чуть не вырубило шестнадцатилетнего мальчишку окончательно. От обморока его спасло только то, что, качнувшись от внезапного приступа слабости, Роман прислонился к двери парадного, и его снова кольнул угол иридиевой платы. Боль вернула ощущение реальности и помогла справиться с дурнотой.