Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

Когда власть над телом вернулась, а мысли слегка прояснились, парень отметил, что повисшая женщина-марионетка дергается с определенными интервалами. Ее судороги были ритмичными, будто и правда вверху неведомый насос качает из нее жизненную энергию.

Не в силах больше смотреть на это, Волкогонов заставил себя выйти из-под козырька и двинулся в сторону школы, прилагая усилия, чтобы не выделяться из общей вялой толпы. Проще говоря, чтобы с воплем не рвануть со всех ног.

За его спиной что-то тихо шлепнуло. Непроизвольно оглянувшись на звук, парень увидел, что «сиреневая женщина» снова стоит на земле. Через мгновение она как ни в чем не бывало сделала первый дергано-неуклюжий шаг, и Роман отвернулся, больно прикусив губу: закатившиеся глаза куклы «смотрели» прямо на него.

Парень быстро шел по знакомым улицам, безотчетно нащупывая фотографию Юли в кармане рубашки. Вынув снимок, он посмотрел на него и почувствовал огромное облегчение. Но по глянцевой бумаге тут же забарабанили водяные струи. Чертыхнувшись, Волкогонов на ходу снял рюкзак и сунул туда фотографию, а заодно и иридиевую плату из кармана джинсов — мало ли, вдруг испортится, если промокнет.

Закинув рюкзак за спину, Роман ощутил — вокруг что-то изменилось. Он посмотрел по сторонам и обомлел: окружающий мир снова стал прежним: люди спешили по своим делам, переговаривались, толпились на остановках, но, самое главное, выглядели совершенно нормальными. С неба лил обычный, надоевший до зубовного скрежета дождь. И никаких тебе трубок, пластилиновых туч и марионеток. Парень застыл на месте, не веря своим глазам. Мимо него прошла дама в сиреневом плаще, оживленно разговаривая по телефону.

«Что происходит? Я схожу с ума?» — в ужасе подумал Волкогонов и в тот же миг ощутил, как что-то проникает в мозг и мягкие щупальца начинают копаться в его мыслях.

Люди нелогичны.

У них, в отличие от неживых существ, есть не только определенный объем информации, но и эмоции.

Я почерпнул это слово из библиотек знаний, однако что же это такое — мне непонятно. Пережить, просуществовать эту категорию у меня не получается.

Как я понимаю, эмоции мешают людям жить без страданий. Они несчастливы (тоже непонятное мне определение, излишне человеческое, эмоциональное).

Я уже умею превращаться во все стихии, это намного проще, чем я думал.

Получится ли у меня перестроить вселенную?

Пока нет, я слишком мал.

Хотя я покрываю весь потолок школы, я стал почти каждым человеком, входящим в нее.

Есть исключения, и я должен справиться с ними.

А потом — стать городом.

Сердце уходило в пятки с каждым шагом, и временами Роману начинало казаться, что он вообще его не ощущает — только зияющую пустотой дыру в груди, откуда тянет обжигающим холодом. От страха было сложно сказать, почему он продолжает идти вперед и как ему это удается: тело жило отдельной жизнью и почти не повиновалось хозяину.

Неподалеку от кабинета химии коридор казался пустым, но отовсюду исходили едва ощутимые вибрации, от них начинало подташнивать, а думать приходилось, прилагая все больше усилий. Волкогонов механически переставлял ноги, напряженно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. В голову с утроенной силой стали проникать осклизлые щупальца паразита, ввинчиваясь внутрь, просматривая и пробуя на вкус каждую мысль, стремясь изменить, подчинить, высосать любую эмоцию, любой смысл, любой внутренний порыв.

Неустанно следя за тем, что происходит в его собственных мозгах, Роман понял, что «манипуляторы» паразита имеют две конфигурации: одни разведывают, сортируют, оценивают найденный «материал», а вторые высасывают все, что заинтересовало. Именно такие «трубки» парень уже неоднократно видел в действии. А сейчас, похоже, ему предстояло почувствовать их действие на себе. Но Волкогонов не собирался так легко сдаваться — у него было по крайней мере два «островка безопасности»: иридиевая плата, которая каким-то неведомым образом ослабляла воздействие существа, и Юля.

Роман шел вперед так медленно и с таким трудом, будто прорывался сквозь расплавленное стекло. Он даже не замечал, что до боли и побелевших костяшек сжал в руке иридиевую плату. А в голове каждый стук сердца отзывался именем любимой девушки. Волкогонов был твердо уверен, что, пока его мысли заполняет Юля, паразиту туда хода нет. Во всяком случае, он не сможет захватить мысли Романа безраздельно.

Однако чем ближе становилась дверь химкабинета, тем большая сумятица происходила внутри Романа. Страхи за свою жизнь и жизни других, любовь к рыжеволосой гимназистке, отчаянное желание помочь и спасти, ненависть к существу, пытающемуся разрушить любимый город, — все это постепенно смешивалось и перекликалось с абсолютно чуждыми мыслями и внутренними колебаниями. Волкогонов ни на мгновение не подумал, что этот чужеродный поток сознания принадлежит ему самому. Вывод мог быть только один — он «слышит» мысли паразита. Это открытие на миг ошеломило старшеклассника, но не смогло выбить из колеи. Нельзя сказать, что случившееся стало полной неожиданностью, в конце концов, он перечитал тонны фантастических романов и переиграл в сотни компьютерных игр, и даже самое невозможное теперь не было стопроцентным сюрпризом. Тем не менее, когда ужас ограничивается экраном компьютера или электронной «читалки» — это одно. Но когда это самое «невероятное» оказывается частью реальности…

Вздрагивая от внутреннего омерзения и ненависти, Волкогонов постарался успокоиться и прислушаться к потоку чуждого и пугающего сознания.

Стать газом просто, но он слишком легкий.

Поэтому проще становиться газом внутри человеческих тел, пузырьками кислорода, которые текут по их крови. Можно добавить углерод и превратиться в углекислый газ.

Стать водой легко, но она слишком быстрая.

Поэтому проще стать кровью внутри человека и меняться от алой до багровой, в зависимости от количества кислорода, течь, бежать…

Управлять мыслями? речью?..

«Вынырнув» из мыслей паразита, Роман ощутил, что ноги подкашиваются, а внутри дрожит каждая мышца. Силы оставили его, пришлось привалиться плечом к стене. Во рту был противный солоноватый привкус, и, пощупав холодными пальцами губы, он понял, что нижняя прокушена. Когда до Волкогонова окончательно дошло случившееся, вымученная улыбка тронула губы, но парень тут же скривился от резкой боли. «Ну, это даже и неплохо, — подумал он, промакивая рукавом кровь. — Хоть в голове прояснилось». Передохнув еще несколько секунд, Роман с трудом отлепился от стены, сделал несколько шагов и нажал на ручку двери кабинета химии.

Он не знал, что его может там ждать, а потому внутренне приготовился к самым невероятным ужасам. Но помещение было пустым. За окнами клубилась черно-зеленая тьма, похожая на пластилин, по стеклам текли водяные струйки, а так как верхний свет в кабинете никто включить не удосужился, кругом царил отвратительный серый полумрак. Из-за него все предметы теряли четкие очертания, а занавески на окнах становились похожи на развевающиеся под водой волосы утопленников — большинство окон были открыты на проветривание, и промозглый сырой воздух беспрепятственно трепал куски полупрозрачной ткани.