Жан Рэ - Мой друг, покойник [Новеллы, Роман]

— В приступе ярости он размозжил своему кэдди череп ударом клюшки, — добавил Гроув. — Мальчуган умер, и Кингейза повесили.

— Жуткая смерть, — пробормотал Хардинг и вздрогнул.

— Кое-кто умирает так, другим улыбается случай, — вздохнул хозяин замка. — Вы читали «Балладу Редингской тюрьмы» нашего великого Оскара Уайльда?

— Куда вы клоните, сэр? — бледнея, пробормотал Хардинг.

— Я вспоминаю последние слова этой поэмы: «Но каждый, кто на свете жил, любимых убивал». Вы убили ту, которую любили, но из двенадцати честных граждан, судивших вас, более половины сомневались в добродетели своих жен или любовниц. Это был ваш шанс… Он сохранил вам жизнь, но отнял состояние.

Хардинг, покачиваясь, встал.

— Нам больше не о чем говорить, сэр Сайлас.

— Напротив, Хардинг… Вот уже два года, как вы не платите за ваше «гнездышко», как сказали бы сольвейцы, а оно принадлежит мне. Кроме того, вы подписали карлайльскому ростовщику четыре векселя, которые вам никогда не удастся оплатить. Я выкупил их. А теперь посмотрите на этот рисунок.

Гроув извлек из книжки Кингейза листок бумаги и протянул его Хардингу.

— Похоже на яйцо, — сказал молодой человек.

— Справедливо замечено… Это поле для гольфа, которое я собираюсь разбить на пустыре вдоль Речушки.

— Территория кажется мне огромной, — возразил Хардинг.

— Так оно и есть… Кингейз любил огромные поля. А что вы скажете о препятствиях, достойных его памяти?

Хардинг подумал о большом количестве холмов и ручейках, валунах, кустарнике, оврагах и канавах, и повторил слово «огромное».

— Кингейз требует в своем превосходном труде разбивки огромного количества препятствий, одно сложнее другого, — подтвердил сэр Сайлас Гроув. — Будет восемнадцать лунок глубиной четыре дюйма и отстоящих друг от друга на пятьсот двадцать ярдов.

— Хорошо, — сказал Хардинг. — В этой области все возможно. Однако придется привлечь игроков в это гольф-чистилище.

— Отлично сказано, — хохотнул Гроув, — хотя я бы заменил «чистилище» на «ад». Об игроках мы еще поговорим. Там, где Речушка делает поворот, я построю шале, и там хозяйствовать от моего имени будет Джо Болл. Вы знаете его?

— Когда-то в Лондоне был знаменитый бармен, которого звали именно так…

— Это он и есть… Он мне обойдется в две тысячи фунтов в месяц, и это немного для короля коктейлей. В этом шале и будут собираться члены «ДАП-клуба». Вам ясен смысл этого сокращения?

— Нет, — признался Хардинг.

— Драйвер — Айрон — Паттер… Первые буквы дают «ДАП».

— Неплохая находка… А члены?

— Для начала их будет четверо — Кормик, Дошер, Пармиттер и вы, Хардинг. Я буду всего лишь почетным членом, ибо не играю в гольф и не употребляю спиртного. А члены «ДАП-клуба» будут пить наилучшие напитки, разумеется, за мой счет. Им не придется тратить ни пенса. Вы будете наблюдать за разбивкой поля. Поскольку я редко принимаю гостей и даже не желаю визитов, то не знаю, когда мы увидимся вновь…

И сэр Сайлас Беретон Гроув извлек чековую книжку.

Шале из тикового дерева и пластмассовых панелей было возведено в мгновение ока. Современная мебель отличалась удобством, а бар был настоящей жемчужиной. Джо Болл, незаметный коротышка, учтивый и молчаливый, работал, как священник, дающий благословение.

Хардинг познакомился с соседями и будущими партнерами, с которыми до этого обменивался лишь приветствиями.

Эти явно бедные люди были печальны, глаза их давно потухли. Они когда-то неплохо играли в гольф. Хардинг убедился в этом, когда они оказались на поле. Первые дни они проявляли некоторое волнение, щеки у них порозовели, глаза перестали в упор глядеть в одну точку.

Это долго не продлилось, хотя играли они с умением. Было видно, что игра потеряла для них всякую притягательность.

Хардингу чаще всего приходилось выступать в качестве арбитра; изредка его заменял Пармиттер.

Кэдди набрали из местных пастушков, наглых и ленивых. Трижды в неделю игроки собирались по вечерам в клубе, но сэр Сайлас Гроув ни разу не присоединился к ним. На этих вечеринках все молчали, но пили крепко. Хардинг вначале пытался разорвать гнетущую тишину, критикуя поле, огромное количество препятствий, глину, которая утяжеляла мячики. Кормик, Дошер и Пармиттер слушали его, не соглашаясь и не протестуя.

Хардинг не был ни наблюдателем, ни психологом, и ему потребовалось время, чтобы почувствовать, что эти люди испытывают страх.

Этот страх проявился в открытом виде лишь однажды. Перед дверью шале рос одинокий ясень. Однажды вечером, когда они покидали клуб, Кормик завопил от ужаса, оказавшись рядом с залитым лунным светом деревом. Он воздел руки к толстым ветвям ясеня.

Дошер едва не упал, а Пармиттер закрыл лицо руками. И тут Хардинг увидел длинную веревку, которая раскачивалась в лунном свете. Он отвернулся и бросился обратно в бар. Джо Болл, пивший обычно только воду и чай, глотал джин прямо из горлышка бутылки.

— Джо! — крикнул Хардинг.

Бармен повернул к нему лицо, искаженное ненавистью и отчаянием.

— Вы видели «знак судьбы»? — ухмыльнулся он.

Хардинг убежал… Ужасный призрак скользил по пустынной равнине, призрак, внезапно возникший из глубины прошлого.

«Знак судьбы», веревка дьявола — ужасное ночное видение тех, кто в тишине тюремной камеры ждет решения дюжины честных и лояльных людей…

«ДАП-клуб» был основан уже полгода; его члены играли три раза в неделю, а вечером собирались, чтобы пить и молчать, бросая вокруг взгляды загнанных зверей.

Хардингу больше не удалось встретиться с сэром Сайласом Гроувом. При каждой попытке вежливый, но твердый слуга выпроваживал его; однако, каждую субботу ему приносили чек на крупную сумму.

Настали первые дни осени и дожди начали заливать поле, что превращало игру в неприятное и неудобное занятие.

Как-то утром Кормик не появился, и его кэдди безразлично заявил:

— Хозяин гнездышка Кормика не придет.

— Он болен? — осведомился Хардинг.

— Еще как! — осклабился парнишка. — Он повесился, и висит вот так!

Кэдди высунул язык. Дошер и Пармиттер бросили свои клюшки, но вечером Хардинг увидел их в клубе — они пили виски огромными порциями. Никто не обмолвился ни словом. Наконец Дошер встал, и Хардинг хотел последовать за ним, но Пармиттер удержал его.

— Рано… — пробормотал он. — Дайте ему сделать все спокойно.

Потом стал глядеть на часы, как врач, щупающий пульс у больного.

— Пошли, — наконец сказал он.

На ветке ясеня болталась чье-то тело. Тело Дошера.

Утром Хардинг узнал о смерти Пармиттера. Он никогда не бывал в клубе, пока не наступал вечер, но сам не зная почему, оказался там утром — Джо Болл укладывал свои чемоданы. Он-то и сообщил ему дурную весть.