Жан Рэ - Мой друг, покойник [Новеллы, Роман]

Мистер Кобвел ухмыльнулся.

— Прекрасная и высокочтимая дама, мне кажется, вы снова ошибаетесь. Я призываю на помощь оптику.

Он взял с полки большой бинокль и навел на телегу.

— Камень из Верхнего Кингстона, моя прелесть… Эх! Есть ли в этой многострадальной юдоли гений, могущий использовать такой материал по назначению? В нашей ратуше из него возведены две самые лучшие башни.

Мрачно-презрительная ратуша относилась к тем редким архитектурным творениям, которые признавал нетерпимый мистер Кобвел.

Он часто рассматривал в подзорную трубу ее циклопическую кладку, вздыхал и говорил, что только сие здание примиряло его с навязанным ему судьбой прозябанием.

Забыв о телеге, он принялся разглядывать величественный фасад ратуши.

— Прекрасная работа, — бормотал он, — мне следовало жить в ту эпоху величия.

Вдруг он слегка подпрыгнул на месте.

— О! Вы только подумайте, мисс Сьюзен, отныне никто не посмеет утверждать, что муниципальные служащие ведут праздную жизнь. Я вижу движение позади вон того крохотного окошечка, на котором никогда не останавливаю свой взор, ибо оно лишь портит красоту камня.

Он тщательно отрегулировал резкость бинокля.

— Что я говорил, мисс Саммерли! Ну-ка, где моя солнечная дразнилка?

Солнечную дразнилку он изобрел сам, чему по-детски радовался. Этот небольшой оптический прибор состоял из линз и параболического зеркала и позволял посылать на далекие расстояния солнечные зайчики, слепившие нечаянных прохожих.

— Глядите, мисс Сьюзен. Одной рукой я направляю бинокль на окошко, а другой рукой посылаю туда же солнечный лучик из дразнилки. Вам ясно?

Мисс Саммерли промолчала, и Кобвел счел нужным дать дополнительные объяснения.

— Усиленный свет позволит заглянуть в комнату, как если бы я смотрел, прижавшись носом к стеклу, а затем я награжу слишком усердного чиновника солнечной оплеухой. Раз, два, три…

— Ох!

Он испустил крик ужаса.

Солнечная дразнилка дрогнула в его руках, и неуправляемый солнечный луч хлестнул по глазам Сигмы Триггса.

У Грегори Кобвела пропала всяческая охота продолжать любимую забаву. Он выронил дорогой бинокль и, забыв его поднять, удалился в глубь магазина, рухнул на ступеньки лестницы, ведущей в «галерею Искусств», охватил руками голову и задумался.

Некоторое время спустя, он перенес мисс Саммерли в галерею, установил перед одной из ниш, а сам уселся на плюшевый диванчик, позади которого торчала засохшая пальма.

Прошло несколько часов, пока он снова не принялся рассуждать вслух.

Солнце медленно клонилось к западу, и его лучи золотили крыши домов на главной площади. Наступал мирный час сумерек. Маленький мост, соединявший травянистые берега Грини, превратился в толстую темную черту, на которой китайской тенью вырисовывался рыбак с удочкой.

— Мисс Сьюзен, — пробормотал Кобвел, — вы ведь тоже видели!

Он поднял голову, и его испуганные глаза забегали между Сьюзен и прочими недвижными фигурами, которые не заслужили права быть доверенными лицами.

— Я не вынесу тяжести тайны! — простонал Кобвел. — А вы как считаете, мисс Сьюзен?

Мысли дамы в голубой мантии были сообщены ему неким неведомым путем, и он продолжил:

— Из Лондона прибыл детектив. Говорят, весьма умелый. Такие вещи касаются не только меня. Что?

Фигура мисс Сьюзен таяла в зеленоватом сумраке галереи.

— А вдруг он приехал именно из-за этого… Ах, мисс Саммерли, кажется, вы абсолютно правы!.. Да, я пойду к нему… Это — мой долг! Вы действительно считаете, что это — мой долг? Я вам верю. Мы полностью согласны друг с другом.

Мирные вечерние шорохи почти не проникали в «Большую галерею Кобвела», где вступала в свои права ночь. Вдали слышались детские голоса, привнося в угасающий день малую толику радости. Они напомнили Грегори Кобвелу давно ушедшие годы, беззаботные часы безграничного счастья в саду Вуд Род.

— Я не смогу уснуть и обрести душевный покой, — вдруг захныкал он. — Вы слышите, мисс Сьюзен? Я должен немедленно отправиться к мистеру Триггсу!

Но не шевельнулся, словно мощные присоски приклеили его к плюшевому диванчику.

— Никто не должен видеть меня. Пусть стемнеет, совсем стемнеет.

Это решение, отсрочка решительных действий, успокоило его. Он встал, механически проделал все, что выполнял по вечерам — закрыл двери, ставни, затем вернулся в галерею, освещенную лампой, и вновь уселся перед мисс Саммерли.

— Когда стемнеет… станет совсем темно, я обязательно пойду, даю вам слово!..

Было темно, а лампа, в которую он забыл подлить масла, быстро гасла; это его мало беспокоило, ибо над деревьями сада взошла луна. Мисс Сьюзен Саммерли словно закуталась в ее серебристое сияние, и этот тончайший феерический наряд радовал глаз мистера Кобвела.

— Нет, нет, — бормотал он, — не думайте, что я изменил своему решению. Подожду еще немного, совсем чуть-чуть, уверяю вас. Жаль, что придется будить мистера Триггса, но, право, детективам Скотленд-Ярда не привыкать к подобным неприятностям… Мисс Сьюзен…

Он не окончил тирады, обращенной к молчаливой подруге, и с ужасом уставился на нее.

Свет и тени подчеркивали нежные округлости фигуры, но они вдруг сделались живыми. Зеленая занавеска, пропускавшая лунный свет, вздулась парусом, словно окно распахнулось от дуновения ветерка. Но Кобвел знал, что окно закрыто.

— Мисс Сьюзен…

Ошибки быть не могло — колыхалась не только занавеска, в движение пришла дама в голубой мантии. Только что она стояла лицом к нему, а теперь повернулась в три четверти, затем его взору предстал ее суровый профиль.

В голову пришла глупая мысль — ведь за время своей карьеры мисс Сьюзен выступала и в роли «Миссис Перси, гнусной убийцы».

Почему вдруг вернулось бессмысленное прошлое?

Дважды, пытаясь спасти ускользающий разум, мистер Кобвел простонал:

— А ошибка не в счет!

Потом вскрикнул, и это был единственный пронзительный вопль, в котором сквозили ужас и невероятная надежда на чью-то помощь извне.

Как ни странно, крик был услышан сержантом Лэммлом, единственным констеблем, блюстителем мира и порядка в Ингершаме. Он стоял на тротуаре перед «Большой галереей Кобвела» и глядел в сторону Грини, где надеялся сегодняшней ночью изловить браконьера.

Крик не повторился и Лэммл, пожав мощными плечами, сказал:

— Опять кошки!

Мистер Кобвел кричал, потому что увидел топор. Это был его последний призыв в этом мире.

Миссис Чиснатт вошла, как обычно, через садовую калитку. Заварила чай в офисе и позвонила в большой медный колокольчик, который звал хозяина к завтраку. Ответа не последовало. Она поднялась на второй этаж и, войдя в пустую спальню, увидела несмятую постель.