Питер Джеймс - Призраки прошлого

Собака повалилась набок и, подергиваясь, перекатилась на спину. Вокруг нее поднимался пар. Отчаянный вой терьера превратился в слабый хриплый визг. Виола Леттерс упала на колени, чтобы помочь своему питомцу, но тот вдруг обнажил зубы и яростно укусил хозяйку за руку. Тщетно пытаясь подняться, собака проползла несколько футов, подвывая, кусая траву и собственную лапу. Бедняга терся мордой о траву, и почти вся кожа у него на носу слезла.

Пронзительно закричал чей-то ребенок.

— Перегрин! — в отчаянии завопила Виола Леттерс, кинувшись к собаке. Кровь текла у нее из пальца.

Крошечный песик катался в агонии, дергаясь то в одну, то в другую сторону и жалобно скуля. Пар поднимался от его шерсти, словно то был какой-то неведомый зверь из преисподней.

Чарли сидела на кухне собственного дома. Слышно было, как в душе шумела вода: это мылся Том. В помещении было тепло и уютно. Ветер за окном стих, и снаружи моросил мелкий дождичек.

После несчастного случая матч по крикету продолжался как ни в чем не бывало. И даже ребятишки вернулись к своей игре, исключая двух малышей, которые с плачем прижались к матерям.

Собаку обернули полотенцами, чтобы она не укусила кого-нибудь еще, но к этому времени несчастное животное уже перестало биться в конвульсиях и теперь беспомощно лежало, подергиваясь и поскуливая. Медсестра «скорой помощи» из больницы Святого Иоанна перевязала палец Виоле Леттерс, и кто-то повез их с Перегрином в ветеринарную лечебницу. Чарли предложила свою помощь, но старушка стоически отказалась, попросив ее заниматься чаем.

— Это не ваша вина, милая, — посочувствовал Чарли какой-то мужчина с торчащими в стороны усами. Внимательно изучив злополучный чайник, ручка которого была вывернута и висела на единственном изогнутом болте, он показал ей на неровные отверстия, откуда сорвались верхние болты, и доброжелательно пояснил: — Усталость металла. Такое и в авиации случается.

Чуть позже высокая женщина в резиновых ботах объявила, что для благотворительных целей собрано 342 фунта и 11 пенсов. Раздались нестройные аплодисменты. Том набрал 42 очка, и ему, как лучшему игроку матча, вручили в награду высокую оловянную пивную кружку с крышкой. Глаза Чарли увлажнились: несмотря на все сегодняшние потрясения, она почувствовала гордость за мужа.

На автоответчике обнаружилось два сообщения: первое от Майкла Ома, благодарившего их за вечеринку, а второе от Пола Леронда, с которым Том частенько играл в теннис: «Том, если уж ты решил отменить нашу завтрашнюю встречу, то, может, перенесем ее на вечер среды, на четверть седьмого?»

Чарли бросила две щепотки корма в шар, где плавал Гораций, и покрошила Бену на ужин бычье сердце, морща нос от вони засохшей крови. Том вышел из душа и, завернувшись в полотенце, валялся на постели, лениво просматривая воскресные газеты. По телевизору шел сериал «Дуракам везет».

— Что ты хочешь на ужин?

Он зачесал назад мокрые волосы.

— А что у нас есть?

— После вчерашнего банкета уйма всего осталась.

— Отлично. Ты чего ежишься, тебе холодно?

— Да, что-то меня знобит.

Чарли стянула с себя одежду и изучила коричневые пятна от чая на белых брюках. Ее ошпаренные ноги были усыпаны маленькими волдырями, и один крупный пузырь появился на пятке, которую она стерла еще раньше, отправившись утром в лес в неудобных сапожках.

Чарли направилась в ванную.

— Как ты думаешь, может, мне позвонить миссис Леттерс или даже зайти к ней?

— Лучше позвони.

— Если Перегрин умер… то я… — Она куснула кожу под ногтем большого пальца. — Может, стоит послать ей небольшой букет?

— Или сделать денежное пожертвование, а то и вовсе основать благотворительный фонд имени Перегрина.

— Перестань. Это ужасно.

Чарли внимательно оглядела себя в зеркале. Она определенно потолстела, да и мышцы выглядят какими-то дряблыми. А еще груди стали больше. С чего бы это вдруг, может, старость надвигается? Том всегда жаловался, что они у нее слишком маленькие.

— Берни, ну этот прораб, сказал, что может присмотреть завтра за Беном. Хочешь, встретимся в Лондоне? — предложила она.

— У меня не будет времени. После двух недель отсутствия наверняка накопилось много дел, а вечером я играю в теннис.

— С Полом?

— Угу.

Из телевизора донесся громовой хохот.

— Но он же оставил тебе сообщение на автоответчике: я так поняла, что все отменяется.

Еще один взрыв хохота, даже сильнее прежнего.

— А… ну да, — сказал Том, ей показалось, что голос мужа прозвучал как-то странно. — Я и забыл. У нас будет встреча с партнерами.

И вроде как родимые пятна стали более заметными, чем обычно. Чарли энергично потрогала две прямые линии, каждая примерно по два дюйма длиной. Одна — на животе, другая — на правом бедре. Они были красными, даже багровыми и напоминали рубцы.

Ей вдруг послышалось дребезжание того медальона, и она мысленно увидела его снова, в той заржавленной жестянке. Какое странное чувство: ее словно бы коснулось что-то темное, холодное и зловещее. Чарли снова посмотрела в зеркало. И встретила испуганный взгляд своих собственных глаз.

Чего она боится?

Чарли никак не могла уснуть. В ушах все звучал и звучал жалобный вой Перегрина.

Надо подумать о чем-нибудь приятном. Однако вместо этого она вновь вспомнила про червей, которых закапывают в землю китайцы. Чарли вообразила их так живо, что, казалось, она слышала копошение этих червей, ощущала их запах. Эти отвратительные твари с тельцами-гармошками боролись между собой, выделяли жидкость, взбирались друг на друга и дни и ночи напролет двигали челюстями в беспросветной темноте, отчего по жестянке постоянно разносился гул. Они ели друг друга или сами оказывались съеденными.

У самого крупного червяка была тупая морда сердитой змеи. Будучи быстрее, уродливее и прожорливее всех, он извивался в темноте, разбухая, кромсая остальных червей, пока не оказался в окружении корчившихся беззащитных белых личинок, ждущих, пока он всосет их в свою пасть. А когда для него уже больше не останется никакого корма, вообще ничего не останется, он примется лизать сверкающе чистую жестянку и ждать.

Господи, ну и мерзость.

Внутри сложенного кусочка бумаги, внутри сияющего красного сердечка, внутри жестянки обитало крохотное пятнышко темноты. Но оно было крохотным только потому, что находилось где-то далеко-далеко отсюда, в некоем ином измерении. И когда Чарли открывала металлическую коробочку, а затем доставала медальон-сердечко и разворачивала записку, пятнышко приближалось к ней и начинало расти. Огромное, темное, с зубцами, похожими на заржавленные клинки, с огнем, вылетающим из черного туннеля, неистовым вулканическим пламенем, от которого так и разило мятной жевательной резинкой. И кожа Чарли, обожженная этим адским пламенем, сходила у нее с лица.