Тим Каррэн - Биоугроза

Именно так он сказал, и теперь я видел их, тысячи людей, толпящихся в долине, разносящих жаркий чумной смрад и ждущих в озере собственных нечистот и выделений. Они стонали и причитали, вздымая к небу прокаженные руки, ожидая прихода их бога, с изъязвленными лицами и налитыми кровью глазами.

Десятки людей в "космических" костюмах, вооруженных автоматами, плотным кольцом окружали холм. Еще десятки стояли у края толпы. У нас с Джени не было шанса на спасение. Ни единого. По крайней мере, так они считали. Но я решил, что, если броситься на них, они тут же откроют огонь, и пристрелят нас со страха. Потому что они боялись нас.

Смерть под градом пуль была лучшей альтернативой.

- Когда это случится, Рик? - спросила Джени.

- Скоро, - ответил я, видя, что на горизонте распространяется серое пятно. И я знал, что это Медуза, погружающая все на своем пути во тьму.

Я сидел и держал Джени за руку, словно мы были парой влюбленных, ожидающих начала фейерверка в честь Четвертого июля. Я достал сигарету, мечтая о прохладном пиве. Думаю, мне хотелось не только это. Меня беспокоило то, что, хотя я и понимал большую часть происходящего, моя роль во всем этом была мне не ясна. Тем более, роль Тени . Зачем мы были нужные ей здесь? Чего такого важного было во всем этом, что она постоянно тянула нас на запад?

Что она хотела здесь?

Что ей было здесь нужно?

Я должен был это узнать. Каким-то образом. Я закрыл глаза, чтобы не видеть бродящие внизу толпы, и закрыл уши, чтобы не слышать их возбужденных криков. Я сосредоточился на той темной сфере. На этот раз я не вызывал ее. Я пытался связаться с ней.

15

Тотчас волна черноты накрыла мой мозг. Мой разум установил связь с разумом Тени, и та дала мне почувствовать Медузу. Я ощутил у себя в голове чудовищное шевеление, будто тысячи червей заполнили мой мозг. Рыли туннели, закапываясь все глубже, размножаясь и откладывая яйца. А затем эти горячие, влажные комочки лопались, порождая миллионы извивающихся личинок.

Я закричал.

Закричал внутренним криком.

Ибо это была Медуза. Жизненная сила заражения, чумы и кладбищенского ужаса. То были не совсем черви, а взрывающиеся частицы вируса.

Голос Медузы звучал у меня в голове - сухое, змеиное шипение.

Я чувствовал запах миллионов склизких трупов, разлагающихся, лопающихся от газа, зеленых от тлена. То был запах склепа, смрад дымящихся трупных печей, падали, кишащей личинками и вирусной инфекцией. Запах городов, заваленных мертвецами и обглоданными костями, груды которых, словно крепостные валы, устремлялись в небо.

Голос шипел, а черви закапывались все глубже. И я чувствовал, как мой разум с грохотом схлопывается внутрь, когда Медуза обволакивала его черным, ядовитым облаком распада, захватывала его, как ее отродье захватывало мои клетки. Их усики проникали сквозь защитный слой, высушивали клетки насухо, накачивали их вирусом в виде миллионов яиц, горячих и сочных, готовых взорваться голодной смертью...

16

Джени встряхнула меня, вырвав из этого состояния, и я был благодарен ей за это, поскольку вряд ли вышел бы из него самостоятельно. Я открыл глаза и увидел, как на долину надвигается ползучая тень. Увидел, как верующие приветствуют ее, услышал, как они кричат от восторга или ужаса, а, может, и от того и другого. Медуза распространялась по земле, словно огненный шторм, уничтожая все на своем пути.

Я чувствовал это внутренне, видел это в своих снах, а теперь лицезрел ее материальное присутствие, как и все в долине.

Серая тень простиралась пустым и бесформенным пятном, насколько хватало глаз. Безжизненная, словно испарение мертвых неземных равнин. Она фрагментировалась, раздувалась и лопалась, раскрывалась, словно некий гигантский родовой канал в извивающейся массе белых отростков, простирающихся на многие мили, тянущихся к самим звездам. А мир превращался в падаль, кишащую миллионами и миллиардами голодных трупных червей. Отростки расщеплялись на множество усиков, волосков и нитей, липких от слизи и живых.

А за ними, словно лик луны, вырезанный из холодного кладбищенского мрамора, возвышалась сама Медуза. Мутирующая, постоянно меняющаяся, газообразная субстанция чистой злобы. Вытянутый лик, напоминающий мертвенно-бледную разлагающуюся гранулу, шелушащуюся и распадающуюся на мелкие частицы на жарком кладбищенском ветру чумного дыхания и кружащейся костной пыли. Живая чума вирусной материи с разумом неутолимого голода и гигантскими черными туннелями вместо глаз, отражающими тусклый свет темных бесплодных миров и влажных межзвездных пустот.

Верующие принялись кричать.

Они ждали ее, грезили о ней в своем бактериальном бреду, и она пришла. Они восседали за ее столом не как гости, а как пища. И она смотрела на собравшиеся подношения с зубастой, кривой трупной ухмылкой чумных ям. Ее глаза пульсировали зловещим светом, ядовитыми желтыми отходами, ласкаемыми холодным огнем лихорадки.

Саваны, ласкаемые мертворожденными ветрами, шуршали, словно кладбищенские крысы в подземных гробницах. Она распутывалась, забирая, что ей давали, забирая своих жертвенных агнцев.

Я смотрел, как они кричат, когда она опускалась на них. Один за другим лопались словно перезрелые, гнилые тыквы. Их кровь, ткань и пораженное болезнью мясо испарялись и затягивались в хаотический вихрь, коим являлась Медуза. Она оставляла на своем пути лишь тлеющие кости, когда двигалась через долину, забирая то, что принадлежало ей и только ей.

Джени закричала, когда мы почувствовали налетевший на нас, словно дыхание печи крематория, жаркий ветер. Она кричала. Билась в моих объятьях. Билась в истерике, а я прижимал ее к себе, онемевший и опустошенный от вида этой обитательницы тьмы.

Она схватила меня за лицо. И принялась осыпать поцелуями.

- Если любишь меня, - кричала она. - Не дай ей забрать меня! Ради нашего нарожденного ребенка, ради моей любви к тебе, не дай ей положить всему конец! Вызови ее! Нэш... Вызови Тень...

Откровение.

Вот что заставляло Тень толкать нас сюда, все время вести нас на запад. Да, она хотела, чтобы мы не попались Медузе на пути. Но это была не главная причина. Тень не испытывала к нам любви. Она не была заботливой, сердобольной матерью, защищающей своих детей. Любовь была ей неведома. Она не понимала, что такое верность или преданность. Или даже необходимость защищать саму жизнь. Она знала лишь голод и знала, что здесь ее всегда ждал главный пир. Этот стол был накрыт давным-давно, и теперь ломился от пищи, в то время как сама Медуза была пиршеством жизненной силы.

Ветер стал еще жарче, и я поцеловал Джени, последний раз взял в руки ее прекрасное лицо, а затем вызвал Тень. Всмотрелся в ту темную сферу, в ту зону черноты, являвшуюся проводником в нее. И возможно, в ее черное бьющееся сердце.