Елена Блонди - Анбыги [СИ]

Под самой бревенчатой стеной кто-то пошевелился темным пятном. Захихикал.

Кирилл подошел, всматриваясь. Девочка сидела на корточках, укрыв коленки широкой юбкой. Руки держала поверх, как Ольга в вагоне. И волосы так же были уложены тугим валиком за ушами и над шеей.

— Ты кто?

— Угадай, — она встала, поправляя юбку. В одной руке держала какие-то поникшие стебли с черными головками.

— Я не знал. Что ты тут. Я думал, Степан Михалыч, Паша и Максим.

Девочка важно кивала в такт именам.

— Ольга.

На женское имя вскинула черные глаза на худеньком личике. Но промолчала.

— Ты тоже, ну… или ты в гости пришла?

— Сиверковы мы, — солидно сказала девочка, — только давешние. А ты жениться приехал, да?

— А где все? — Кирилл оглянулся, мысленно исправляя сказанное 'давешние' на логичное 'дальние'. В таких местах полно однофамильцев. Ольга Сиверкова. Неудивительно, если у всех в округе такая же фамилия.

— И как же тебя звать, Сиверкова младшая?

— Угадай, — его руку уверенно взяла маленькая рука, легкая, как горячий паучок, — угадаешь, будет тебе счастия уголок, мал и недолог, зато настоящ, как еловый полог.

— Как же я угадаю, — улыбнулся Кирилл, послушно идя следом за девочкой, которая тащила его, оглядываясь и показывая в улыбке крупные, чуть заячьи зубы, — имен вон сколько. Ты куда меня ведешь?

— Туда веду, куда велено идти, — певуче рассказывала спутница, будто включая его в какую-то местную игру, — где елки туманом крыты, где птицы пером богаты, где змейки шкурой златы, а белки орехи пасут, в схрон хоронЯт, деткам дарЯт. Ну, скажи букву-то! Ошибешься, ногой запнешься.

— И… — Кирилл тут же попал в неувиденную ямку, взмахнул рукой, удерживаясь на ногах.

Девочка отпустила его пальцы и захихикала, прикрывая рот ладошкой.

— О, — вдруг сказал Кирилл неожиданно для себя.

Девочка встала резко, и он наткнулся на тонкую напряженную фигурку, схватил за плечо и тут же отпустил.

— Зачем угадал? — сказала с упреком, отступая за темные в тумане кусты, — зачем? Теперь говори вторую первую, а то никуда не выйдешь.

— Эй! — он оглянулся, пытаясь разобраться, куда они забрели.

Вокруг молча стояли темные мохнатые силуэты. И жара все усиливалась, будто землю подогревали снизу. Дома не было, не было дороги и никакой тропинки. Только молчаливый ельник пластал по туману черные ветки, тянулся, стараясь схватить.

— Что за… — Кирилл шагнул в одну сторону, в другую. По спине под футболкой, противно щекоча, скатывались к поясу мелкие капли пота.

— Эй! Оля? Так тебя? Куда делась? Я не знаю, куда выйти!

— Вторую первую, — шелестя, напомнил туман.

Под ногой чавкнуло, подаваясь. Кирилл замер, опасаясь делать шаг. Ольга рассказывала. Про тайные болотные бочажины. Или мочажины? Неважно, главное, ступишь и провалишься. Никто не найдет. Что там девчушка болтала? Еще одну первую? Не вторую, а снова первую? Второе имя, что ли?

И вдруг испугался, стыдясь накатившего страха. Один, в мрачном лесу, почти сказочном, только сказка какая-то, нехорошая. Пальцы шевелились, стряхивая память о прикосновении детской ладони — сухой и легкой, как паучья лапка. Не как обычная детская рука.

Он замер, пытаясь сосредоточиться. В глубине чащи что-то потрескивало, мерно падали капли тумана с обросших иглами веток. Когда ехали, Ольга рассказывала… И смотрела на него, словно проверяя, точно ли слушает.

— Хаа, — сказал Кирилл в белесый сумрак, вспоминая имя из сказки, — ну или 'хы', так?

Девочка снова оказалась рядом, встряхивала головой, снимая ладошкой капли с темных волос.

— Молодец. Запомнил. Хороший анбыги станешь. Пойдем.

Хаашика, повторял Кирилл про себя, как заклинание, идя следом обратно, а впереди уже мягко светили окна большого дома, второй этаж, первого не видно за высоким дощатым забором. Хаашика. Живая жена Корекчи, созданная из трех смертей.

— Бабушка еще, — вспомнил, о чем хотел спросить девочку с древним именем, — я в ее комнате, а она?..

И вдруг снова остался один. Окна мигнули и погасли. Очень далеко, за елками, послышался и пропал горестный детский плач. Кирилл выдохнул, сжимая кулаки и стараясь разозлиться. Что за черт, что тут происходит-то. И тут же оглянулся, жалея, что поминает черта. И так вокруг сплошная… ладно, пусть просто фигня. Где там Пашка этот, с его инстаграмом, таким уютным привычным. Где Ольга, наконец? Бросила, а он теперь блукай — отличное гостеприимство!

Вокруг совсем стемнело, непонятно стало куда идти, и Кирилл осторожно шагнул в том направлении, где недавно светили окна. Кажется, один огонек там мерцает еще. Слабый, прерывистый.

Болотистых мест больше не попадалось, но за сотню сделанных шагов устал так, вроде бежал с препятствиями. Вышел на большую поляну, с облегчением увидев костер и группу людей вокруг. Знакомые мужские лица, освещенные красным, такие похожие друг на друга. И на невесту его Ольгу. Еще люди, мужчины в обычной одежде, женщины в длинных юбках и тугих блузках, с рукавами почти до кончиков пальцев. Что-то едят, передавая друг другу тарелки, обычные, пластиковые, пьют из белых стаканчиков.

На треск обернулись, замахали руками, приглашая. Пашка вскочил, сдвигая соседей. Кирилл подошел, улыбаясь и кивая в ответ на приветливые взгляды. Сел, принимая на колени тарелку с кусками жарехи.

— Я думал, бежать за тобой придется, — Пашка толкал его плечом, жевал, выбирая куски пальцами, потом вытирал руку о брошенную рядом тряпицу, — ну думаю, проснешься, сам увидишь, со второго место, как на ладони, и идти три шага.

— Я, наверное, час уже блукаю, — Кирилл тоже сунул в рот кусок жареного, отдающего смолой и какими-то травками, — пикник, да?

— Час? Ну, даешь. Ага, мед откачали, завтра на рынок свезут, бочки. Так что, большая работа сделана. Ну и тебя с Олькой показывать будут. Батя слово скажет.

— А где она?

— Так вот же! — Пашкин блестящий от жира палец указал на противоположную сторону. Там за костром стояли двое. Под тяжелыми лапами старой ели, что касались темных волос на головах женщины и мужчин ы.

Кирилл с трудом проглотил непрожеванный кусок. Тарелка покосилась и упала на траву. Они голые! Ольга и Максим стояли рядом, свет костра падал на согнутые локти, рисовал бедра и спины, иногда на светлое ложилась черная тень — кто-то у костра протягивал руку, передавая стакан или тарелку.

А потом все подняли руки, покачиваясь. Возник и загудел низкий звук, беспрерывный. Кирилл посмотрел на младшего брата, тот качался вместе со всеми, мычал, не открывая рта. Глаза блестели красным.

— Аннннбыги, — мычание складывалось в слово, — аааннн-быги…

Люди сдвигались, отползая, давая место двоим, и вдруг там, на открытом у костра пространстве оказалось раскинутое покрывало, изрисованное кругами и острыми фигурами. Ольга легла, поднимая руки к склонившемуся над ней брату. Длинная нога согнулась в колене, откидываясь в сторону. Черные волосы закрыли рисунки, рассыпаясь веером над плечами.