Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

— Прости, джент. Больше нельзя. Надо ждать, когда подействует эта доза. Иначе придется менять весь состав. И в королевской ванне тоже.

Оба оглянулись на почти забытую в суете спящую королеву. И Денна испугался, увидев то же самое выражение лица, сжатые губы, прищуренные закрытые глаза, сведенные брови. И кулаки, белеющие через толщу геля.

Король не стал припадать к ложу любимой, он был умен и думал быстро.

— Гюнта, — голос его стал спокойным и нежным, — ты говорила со мной, во сне. Сейчас ты спишь, но, если слышишь меня, дай знак. Улыбнись или просто разожми кулаки. Я правда, полагал, что поступаю правильно. Давая тебе будущее не твое, а то, что сам считал правильным. Я ошибся. Не карай невинную женщину за ошибки ее мужа. Вы все еще видите общие сны. И ты ведешь ее, она опирается во сне на твою руку. Я верю тебе, Гюнтера, ты не обидишь свою королеву.

Голос понижался и чуть повышался, такой мирный, такой успокаивающий. Джент Саноче застыл рядом, внимательно отслеживая изменения в лице девушки. Она не может слышать слов. Но ее силы хватает, чтоб сопротивляться лекарствам и действию ванны. Возможно, она слышит интонации, и тогда король все делает верно, уподобляя голос мерному звучанию музыки. Почти колыбельную поет.

— Я обещаю тебе сейчас. И если слышишь мое обещание, покажи. Лицом. Жестом. Я даю слово, Гюнтера. Как только королева выпустит твою руку и пойдет дальше сама, я изменю тебя обратно. Ты снова станешь собой. И черты лица изменятся тоже.

Рука приподнялась, пальцы, сжатые в кулак, ослабели, раскрываясь и показывая светлую ладонь желтоватого цвета. Денна кивнул, продолжая выпевать утешения и обещания.

— Ты и сама не знала, как важно тебе остаться собой, я только сейчас понял это. И я готов повиниться. Не знаю, где вы сейчас, но я верю тебе, Гюнта, королева молока. Ты выведешь королеву на верный путь. И вернешься к себе. И ко мне. Такой, какой ты была совсем недавно. Что?

Он склонился — изо рта девушки поплыл воздушный пузырь, одолевая густую жидкость.

— Один сон — мой. Потом — королевы.

— Я не понимаю… — но он понял и испугался еще больше.

Пытаясь помочь любимой преодолеть первые трудности, он позволил Гюнте вторгнуться в ее сон, и теперь они видят сны общие. В которых пока что Гюнтера сильнее Ами. Он не знает, как долго королева будет нуждаться в послушном проводнике, отдающем ей свои силы. И пока Ами не отпустит девушку собственным решением, она зависит от нее. Один сон мой, сказала Гюнта, и кто сумеет заставить ее сделать его хорошим и нужным? Сначала она покажет Денне свою силу. И только потом продолжит помогать королеве, платя за обещание вернуть свой человеческий облик. И все, что сопутствует возвращению: старение, дряхлость, смерть. Выхода у него не было. Даже если Денна рискнет и отправится к ним, раньше времени погружаясь в сон изменения, где гарантия, что он разыщет обеих? Мир снов бесконечен. Но она дала обещание в обмен на его обещание. Это уже что-то. А упрекнуть ее в нарушении условий подписанного договора он успеет. Потом. Гюнта сама увидит, что, нарушая его, разрушила жизнь отца и сестер, которым придется заплатить чудовищную неустойку.

Не это главное, одернул себя Денна. Взялся потными ладонями за округлый край ложа, приблизил к поверхности лицо.

— Я понял, Гюнтера. Один сон — твой. Дальше — сны королевы. Будь к ней милостива, прошу. Я полностью доверяю тебе.

Ами устала. Это была приятная усталость, полная новых впечатлений и усилий. Усталость сильного человека в конце дня, посвященного важным трудам, пусть нелегким, но радостным.

Она шла все медленнее, ощущая позади постоянное присутствие девушки, и это поддерживало ее. Я не одна, понимала королева, пусть как угодно далеко ушла я от реальности острова, но не одна тут и это прекрасно. Денна, любимый, он прислал мне помощницу, и та терпеливо ждет, когда ее королева решит отдохнуть. Нужно создать себе место отдыха.

Она огляделась, собираясь с мыслями. В памяти все еще держался полет, быстрые легкие ноги, толкающие то ли облака, то ли молочные огромные пузыри, сильные руки, помогающие скорости, и мир, влетающий в глаза, чтоб переполнить сердце.

— Я могу все.

Сказала и прислушалась к внутреннему ответу. Но мысли молчали, голова была пуста, оттуда не исходили образы, способные изменить пространство, предлагая его к отдыху человека. Вдруг стало холодно. Ами переступила босыми ногами. Так приятно было ощущать ступнями воздух и влагу, твердь при шагах. А теперь ей казалось, ноги обнажены бесстыдно, как груди доступных девок на крыльце низкого кабака. Хотя, поправилась она, как всегда, одержимая стремлением к точности, девкам как раз наплевать, что там с их грудями. Но что происходит вокруг?

Над темной грязновато-серой поверхностью висело низкое небо. Или потолок, измазанный такими же серыми разводами. Или — тучами? И во все стороны тянулось белесое нечто с серыми оттенками. Стояли в нем зыбкие столбы, кривились, исчезая макушками в верхнем слое. Ами шагнула к ближайшему, тронула пальцами серую дымку, ожидая капелек влаги или промозглого холода. Или мокрого туманного тепла. И отдернула руку, брезгливо стряхивая с нее блестящие комки серой гнили, а те ползали по коже, не желая падать. Обнаженная, она не хотела вытирать руку о собственную кожу и присев, провела испачканными в живом пальцами по земле. А та будто рассмеялась, глумясь ожиданию: твердь хлюпнула, раздаваясь, сомкнулась, всасывая в себя ее пальцы, мягко и беззубо зажевала, перекатывая по коже дряблые мускулы серых десен.

Ами вскочила, держа на отлете грязную, теперь еще обслюнявленную руку.

— Это всего лишь сон! Сон!

Голос дрожал, она испугалась подступающей паники, понимая, что второй страх умножит первый, отражая его зеркалом в зеркале. Нужно просто совершить усилие, думала Ами, поворачиваясь вокруг своей оси, готовая отразить нападение всего, что за пределами ее кожи — воздуха, влаги, странного нечто, собранного в зыбкие колонны. Нужно усилие воображения, которое превратит эту дрянь в прекрасное, материализует его. Например, сад. Зеленые иголочки травы под тенистым деревом. Сочные алые цветы в ней. С неба греет круглое белое солнце, золотит кожу рук и груди.

Она отчаянно смотрела перед собой, совершая то самое усилие. Серая зыбь дрогнула, сгустилась, показывая кривой ствол и нависшие ветви. От ствола потекла зеленая краска, топорщась игольчатыми стебельками. Ами выдохнула, расслабляясь. Ступила босой ногой на травяной ковер и застонала, замерев в неловкой позе. Нога висела над зеленым ковром, из тысячи ранок сыпались мелкие капли крови, оседали на злых остриях, сливались в алые пятна. И вдруг распускались тяжелыми мясными лепестками, приоткрывая среднюю глубину, полную болезненно-чувственных ассоциаций.