Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

Она ушла тогда, а Денна упал в душистую траву, загребая щекотные горсти стеблей и высушенных цветков. Почти закричал, но сдержался. Сел, сжимая стебли в кулаках. И отпустил, уже без удивления глядя, как бывшие стебельки и листочки протекают сквозь пальцы странно пахнущей жижей. А та каплет серыми шариками, впитывается в рифленую прозрачную поверхность, проницает ее и там собирается в символы неведомого ему языка. Он встал, отряхивая руки. Сверху спускались, качаясь у плеч и лица, толстые паутины с белесыми вздутиями на перекрестьях. В треугольный проем входа вдвинулось нечто, широкое снизу и сходящее на нет к макушке, загудело, острым когтем вскрывая пол и вынимая оттуда гирлянды слов. В середине пирамиды раскрывалась щель, поглощая блестящие серые бусы, те вползали, болтаясь мокрыми хвостами.

— Да, — сказал себе Денна, отступая, чтоб пирамида не отдавила ему ногу, — верно, Гюнта, не здесь.

И закрыл глаза, крошечной мошкой переползая из реальности бывшего сеновала в следующий сон, вынутый им из медленного глотка или вдоха вязкого вещества, заполняющего медицинский саркофаг веа Саноче.

— Он хорошо справляется, — заметил тот, следя за показаниями приборов, — на удивление хорошо, быстро. И не реагирует на сны так бурно, как измененные первой группы. Будто у него там есть проводник. Хорошо бы так. И жаль, — он оглянулся на огромный экран, полный месива непонятных знаков и образов, — жаль, мы не можем видеть его сны буквально, как видит их он сам.

— Знаешь, как это — быть медленным, почти вечным в одном и терзаться, остро ощущая необходимость торопиться — в другом? Такой вопрос задал мне отец, в мои десять. Я слушала, не совсем понимая, ждала — объяснит. А он только улыбнулся, будто извинялся. Хотя я была достаточно умна и могла бы понять. Если бы знала подробности. Я узнала их много позже, когда стала жить вместе с детьми в городе и научилась сплетать сны в вассы.

Неллет помолчала, пережидая шум. У наружного края опочивальни трудились каменщики. Хотя ураган не затронул покоев принцессы, стражи часов решили укрепить внешние ограды. И теперь добытые в небесном бою камни вырезывались прихотливыми узорами, чтобы двойная решетка не выглядела крепостной стеной, нарушая гармонию комнат.

— Я родилась в первый раз через полтора года королевского изменения. От отца своего Денны и матерью мне стала простая девушка с городской окраины. Гюнтера, хозяйка фермы, которую работники и горожане уважительно называли королевой молока.

Даэд держал перо на весу, непонимающе глядя на возлюбленную. Та кивнула, осторожно подняла гребень, проводя им по густым шелковистым волосам. Предупреждая его действия, поморщилась:

— Я справлюсь, Дай. Не отвлекайся, ладно? Это немного ужасно, рассказывать так. Я хотела поведать сжато и точно, дать беспристрастную историческую справку, чтобы хроники изменения и моей жизни читались внятно. А вместо этого мою память носит, как облако в восходящих потоках сильного ветра. Похоже, не я выбираю, что сохранит бумага. Значит, мы должны успеть как можно больше. Пока не закончится осень.

— Еще не прошло лето, Нель.

— Пройдет. А зимой я буду спать постоянно. Нам с тобой нужно успеть совершить еще одну важную вещь. Но пока я не могу к ней подступиться.

Она уронила гребень на покрывало и коснулась пальцем бледного лба.

— Пока тут не настанет порядок. Мы его наводим вместе, записывая.

— Тогда говори дальше.

— Попроси кенат-пину передать элле. Пусть работа продолжится завтра.

Даэд вышел, щурясь на янтарный свет просторного зала. Мальчик сидел у ног стража, который расположился на самом краю у шахты подъемника. Подбежав, выслушал повеление принцессы и оглядываясь, вернулся, жарким шепотом передавая наставнику просьбу. Тот поклонился издалека, подхватил бумаги и отправился к месту работ. А Даэд вернулся в шатер, сел на край постели, снова раскладывая на коленях доску и беря перо.

— Денна говорил о своем положении. Вечный мужчина, муж вечной королевы, постоянно ощущающий утекание не своего времени, а времени Гюнты. Любил ли он ее? Да, если можно любить двух женщин одновременно. Если бы Гюнта сделалась девушкой-тонкой, думаю, ничего, кроме гордости за свое создание и умиления ее красотой не чувствовал бы. Но она, такая живая, упрямая, девятнадцатилетняя девушка, взявшая себе десять лет жизни рядом с долгоживущим. Как должно быть ныло в нем стремление удержать тающие минуты, которые складываются в часы, а те — в дни и годы! Так что, он торопился. И напрасно Гюнта полагала, что он может забыть ее, изменившись. Вот уж нет. Время толкало его. И все совершилось быстро. Быстро отец отказался жить в одном доме с дочерью, которая пошла против традиций и отказалась выходить замуж. А через год родила дочь, отказавшись рассказать, кто ее отец. Быстро Гюнтера стала рачительной хозяйкой собственной фермы и руководила ей с толком и умом. А девочка росла, любила мать и жизнь, которую вела, и еще любила отца, который появлялся раз или два раза в месяц, забирал ее с собой, когда подросла. И вместе они уезжали в самые разные места. Но все они лежали в пределах той реальности, хотя долгоживущие уже научились находить другие миры и пользоваться их дарами. Денна ходил туда чаще, чем кто-либо. Думаю, он пытался найти то, что поможет Гюнте и его дочери остаться рядом с ним надолго. Но Гюнтера отказывалась проходить изменение, хотя Денна поклялся, что после него она не примет облик тонки, останется сама собой. И запретила ему подвергать изменению дочь. Может быть, он не слишком настаивал, да. Как объяснить королеве присутствие другой женщины в их размеренной жизни правителей? Сама королева однажды, упреждая возможные тягостные разбирательства, заговорила об этом с мужем.

— Твоя Гюнта, — сказала она с великолепным хладнокровным равнодушием, — выпросила у меня десять лет в награду за свои труды. И я обещала ей. Потому, мой возлюбленный муж, ровно десять лет я ни слова не скажу и не сделаю ничего. Что бы ты там не совершал, отправляясь без меня на городскую окраину. Но — ни днем больше.

Денна понял предупреждение и только молча кивнул, еще сильнее ощущая, как сосущая пустота внутри занимает место утекающих мгновений их общей с Гюнтерой жизни.

Неллет мягко улыбнулась, вся в воспоминаниях.

— Наверное, с моей матерью он виделся чаще, чем со мной. Приезжал ночами. А я радовалась, когда раз в месяц, просыпаясь утром, слышала его голос, который звал меня по имени. Это значило — новые места, перемены, скачка на послушной красивой лошади, еда в придорожных харчевнях, ночевки у пастушьих костров. Тихие беседы, рассказы отца и его подробные ответы на любые мои вопросы. Я его очень любила. Тогда, со мной первой, он был настоящим Денной. Этого Денну я любила и потом, живя вторую жизнь во дворце. Хотя там почти ничего от прежнего уже не осталось.