Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

— Садись, — мягко сказала веа, сама усаживаясь за стол.

Она хотела очень строго поговорить с принцессой, взывая к ее уму и здравому смыслу, напомнить об ответственности, которую несет школа перед царственными родителями девочки, укорить за то, что она подводит взрослую женщину, которая из-за нее…

Но выражение глаз Неллет сбивало и путало мысли.

Она что, жалеет меня, удивилась веа Клодэй, глядя на девочку в кресле для посетителей. Интересно, за что же?

— Итак, — голос прозвучал холодно, почти враждебно, — вы не сумели пристроить свой зверинец и пусть голова болит у директора, а не у вас. Так решили?

— Она не будет болеть, — уверенно ответила Неллет, держа руки сложенными на переднике.

— Что?

— Голова. И сны. Они больше не будут вас мучить, веа-мисери. Когда вы не едете домой вечером.

— Подожди. Я не поняла. О каких снах ты говоришь, Неллет? Меня ничто не мучает!

Но девочка молчала и в светло-зеленых глазах стояла печальная уверенность.

— Ладно. Об этом мы поговорим позже. Я спросила о кошках. Ведь из-за них вы целый день провели непонятно где. Без моего разрешения! Дай угадаю. Конечно же, вас понесло к заповеднику. Хвала стражам порядка и королевским указам, вход туда закрыт.

— Нет. Мы были внутри, — Неллет говорила спокойно, но брови нахмурились, и руки перебирали кромку кармана, — мы правда хотели оставить Иссу там. Но там звери. Очень большие. Людей они не трогают, им нельзя. А Исса тоже зверь. Простите, веа. Мы принесли ее обратно.

— Вас кто-то подвез, — утвердительно вопросила веа, — вы успели обернуться за день, даже на ужин не опоздали.

— Нет. Я умею. Оказалось так. Веа-мисери, — Неллет сплела пальцы, с мольбой глядя на директрису, — пожалуйста. Пусть Исса останется тут. Когда котята вырастут, я смогу забрать их в другое место, где много кошек, но нужно, чтоб они немножко выросли.

Веа Клодэй молчала, пытаясь собраться с мыслями. Скоро прогудит рожок на ужин, она еще должна поговорить с Натен и Калемом, а тут сплошные недоумения и вопросы. Неллет сумела пробраться внутрь. Ладно, она принцесса. Сумела стремительно преодолеть немалое расстояние в оба конца. Ну, почти стремительно. И что-то еще. Самое важное. Она сказала, не будет кошмаров (каких еще кошмаров?), если веа будет ночевать тут, а не в городской квартире.

— Почему? — удивленно спросила она вслух, следуя за мыслями.

— Так из-за них же, — так же удивленно ответила девочка, — котята. И Исса. Они берегут наши сны. И васса тогда справляется в тыщу раз лучше.

— Иди, Неллет, — поспешно сказала веа Клодэй, — позови ко мне Натен. И Калем пусть тоже подождет в коридоре.

— Компромисс. Достойный неглупой женщины и маленькой принцессы с друзьями. Вражды не случилось, честь и хвала директору школы Клодэй, потому что она поняла, если силком отберет у ребят кошку с котятами, они и правда, могут снова сбежать. И запомнят о своей школе главное — там их не поняли.

Но было и другое. Конечно, если бы веа была по-прежнему уверена в демонской природе Иссы, она не разрешила бы ей вырастить котят на территории пансиона. Но принцесса Неллет оказалась права. Когда веа оставалась на ночь в пансионе, где за кабинетом у нее была крошечная уютная спальня, по утрам не болела голова и не приходилось ежедневно встраиваться в каждый новый день. А еще у веа Клодэй изменилась память.

Неллет подняла глаза на Даэда. И он удивился виноватому выражению на тонком лице.

— Я вынудила веа вспомнить, что происходило с ней ночами. Не Исса. Я. Исса совершала другое. Мурлыканьем, оплетающим коробку со спящими котятами, она плела сеть уюта, как огромную невидимую вассу, которой хватало на большой фруктовый сад школы и на маленький сад с цветочными клумбами, на просторную площадку для игр, на дом в два этажа, со спальнями и классами. Мне было очень жаль веа Клодэй, которая столько лет каждую ночь переживала свое неизбывное горе. Из-за этой жалости я причинила ей боль. Но она была умной женщиной. И поняв, приняла страдания, позволив им изгладиться и смягчиться. Но это заняло время. И все равно!

Неллет замолчала, снова переживая то время, когда женщине пришлось свыкнуться с болью, такой же острой, как тридцать лет тому.

— Все равно! Ты не представишь себе, как мучительно она страдала от того, что случилось так давно! И я… Я в полной мере делила с ней эти страдания. Наяву, а не во снах. Дни шли, и нужно было решать множество обычных проблем, а внутри она, и я вместе с ней, оплакивали смерть любимых, будто та случилась вчера.

— Ты говорила, она сама захотела пойти в центр, — Даэд заглянул в предыдущий свиток, развернутый на столике, — центр наведения покоя. Значит, она могла отказаться? Все могли отказаться? Нет, я понимаю, что когда горе…

— Есть еще причина. Когда люди начинают делать что-то все вместе, они увлекают друг друга. Как поток. Сначала туда идут единицы, стремясь именно выжить. Потом те, кто не желает терпеть. А после — идут все, и на отдельных отказников смотрят искоса или с презрительной жалостью. Единицами становятся те, кто не поступает, как все. Как принято.

Неллет усмехнулась. Протянула рук и, Даэд помог ей сесть, устроил за спиной подушки.

— Спасибо, Дай. У королевы Ами и короля Денны были замечательные психологи. К чему принуждать, если можно заманить лаской? А главное, некуда торопиться. Зачем насаждать новый порядок силой, если можно просто подождать. Двадцать, и тридцать, и полсотни лет. Люди привыкли к тому, что на каждой улице города, в каждом поселке и на обочинах всех дорог есть врачебные центры, где внимательные сестры выслушают, и отведут в комнату покоя. Привыкли так же, как ты привыкаешь завтракать поутру и укладываться спать к ночи. Молодая мисерис Кло застала время добровольного посещения центров. Директор школы веа Клодэй жила во времена, когда центры стали обязательно-добровольными. И вот еще… Ведь отбрасывание тени дворца тоже произошло не сразу. Я говорила о золотом веке Ами-Де-Нета. Никто не знал, что почти вечная жизнь заведет элиту именно в это болото, и все начиналось с искреннего желания помочь страждущим.

— А как же предсказатели? — удивился Даэд, — ты рассказывала, что они прозревали жизни на две сотни лет вперед.

— Каждое прозревание — тяжелейшая и медленная работа. И мелочи будущего тонут в тумане времени. Прозреватель мог сказать точно, что человек жив и не отравлен страданиями, но он не мог предсказать, например, падение с лестницы. Или отравление лесными грибами. Нет, вернее, мог, если это характеризовало личность объекта.

Она засмеялась озадаченному выражению на лице мужа.

— Все просто. Если ты любишь ходить в лес, собирать неизвестные грибы и пробовать их, то вероятность смерти от отравления заведомо выше, чем при пожаре. А если ты любишь в постели зажигать палочки, то вряд ли тебя ждет смерть от грибов. Так? Но есть еще океан случайностей. Прозреватели не видели реального будущего, они выстраивали оптимумы — как общие, так и для каждого человека отдельно. И касалось это в основном его физического и психического здоровья. Вернее, учитывалось несметное множество факторов. А когда их много, случается нечто, похожее на зарождение кристаллов в растворе. Происходит что-то более сильное, чем просто выводы из собранных материалов. Иначе все могла бы сделать машина.