Елена Блонди - Ами-Де-Нета [СИ]

— Фишки? — Даэд смешался под несколько удивленным взглядом стража, — да, фишки. И доски. Я посижу у постели, готовя их для игры.

— Хорошо, саа, — элле отвернулся, перечитывая написанное и делая в нем пометки.

Даэд подошел к мальчику, тот протянул ему стопку картонных листов и мешочек с угловатыми в нем краешками.

Оставив за спиной колыхание многослойных штор, Даэд сел, укладывая картонки на столик. Ощупывая замшевый мешок, полный фишек, внимательно посмотрел на спящую. Неллет лежала на спине, раскинув тонкие руки. Напряженное лицо меняло выражения, будто по нему пробегали тени, мешаясь со светом. Губы приоткрывались и тогда Даэд совсем стихал, чтоб не мешать кенат-пине уловить шепот. Но слов не было, лицо становилось серьезным, рот смыкался, не сказав ничего. Мерно падали капли водяных часов, отмеряя ночное время. И наконец, Даэд расслабился, отвлекшись, и развязал мешок, запуская в него руку. Вытащив горсть вырезанных из пластикового картона фишек, улыбнулся удивленно. Аккуратно укладывал поверх досок, разглядывая каждую.

— Узнал? Вспомнил?

Он положил фишки, радуясь пробуждению Неллет. Кивнул, наклоняясь, чтоб взять ее руку.

— Узнал? — прошелестел за шторами мальчишеский голос, — вспомнил?

— Когда же я играл в хэгони-така последний раз? — Даэд не обращал внимания на привычный шепот-эхо за мягкой стеной, — наверное, лет в десять. Я хорошо играл. Простая игра для маленьких детей.

Неллет кивнула, жестом показывая, что хочет сесть. Откинулась на подушки, которые Даэд поднял повыше. А он снова взял в руки фишки, показывая ей одну за другой.

— Рыба. Птичка в гнезде. Птичик-отец. А вот охотник. Домашняя змея. Ящерка. Мальчик. Девочка. Мышь. Еще — летучая мышь. Было очень весело. Мы клали на стол самую большую доску. И вертели, закрывая прорези. Кто первым устраивал свои фишки, тот победил.

— Так просто? — Неллет улыбалась, трогая пальцами кончик локона.

Даэд покачал головой, вспоминая дальше.

— Нет. Еще нужно было, чтоб это все — жило. По-настоящему. Нельзя ставить птицу на поле воды. А рыбу на территорию неба. Хотя некоторые фишки почти подходили к вырезам. Надавишь, они встают. Но это неправильная победа. А еще бывали странные доски, где ни одна фишка не вставала верно. Вот там птицы плавали в воде, Башня лежала на боку, облако высовывалось из детской карусели. Мы их называли — поля-сны. Потому что во сне все может быть наоборот.

Он повертел в руках черную фишку, похожу одновременно на звезду и человечка с растопыренными руками и ногами. Взял другую — белую, где нижняя часть звезды сливала лучи в подобие юбки.

— Люди. Мальчик. У нас назывался — стрелок. Почему-то. И девочка. Видишь, юбка? Называлась — хозяйка. Самая главная доска была та, где стрелок и хозяйка находили общее место. Смотри.

Он соединил фишки, вкладывая их боками, так что руки соединились, и фигурки обняли друг друга.

— Они должны совпасть, а еще встать в вырез, один на обе фишки. Из-за этих досок я и перестал играть в хэгони-така.

Он рассмеялся.

— Я рос и мне казалось, это девчачья игра, про любовь. А хотелось стрелять и всякие приключения. Но все время выпадали истории с двойной фишкой. Я узнал, что девочки спорят, кому играть в паре со мной. Чтоб выйти замуж за стрелка и завести хозяйство. Обиделся на дурацкие правила и перестал играть. А ты? Ты играла? И с кем?

Неллет протянула руку, принимая в ладонь две сомкнутые фигурки. Подняла на Даэда зеленые глаза, опушенные длинными ресницами.

— Мы придумали ее. Сами. Я и Калем. А еще — Агейя, которая стала моей названой сестрой.

— Ариска! — вспомнил Даэд, — кот на руках старой женщины. Ты тогда плакала, я подумал, что же было? Расскажешь?

— Расскажешь? — растаял за шторами шепот кенат-пины.

Неллет покачала головой, опуская на покрывало руку с фишками. Ладонь раскрылась, фигурки упали, не расцепляя картонных рук.

— Да, — сказала одними губами, — потом.

Даэд кивнул, понимая — принцесса не хочет вносить рассказ в свитки ночной стражи. Это только для них, для тайной летописи жизни на Острове.

В наступившем молчании важно шлепались капли часов, тонко звенела под их ударами пластина. И снаружи, смягченная расстоянием и плотными купами ночных облаков, погромыхивала далекая неопасная гроза, которая пройдет мимо, не затронув Башню.

— Мы будем играть? — Даэд положил мешочек и снова взял в руки стопку легких досок с ажурными прорезями.

— Пусть кен-пин скажет девушкам. Мороженое с мятным льдом. Гроза идет стороной, оставляя нам духоту. И пусть принесут напитки.

Неллет не велела отослать кенат-пину и Даэд, забрав принесенный поднос, расставил вазочки и кубки. Сел, разглаживая покрывало между собой и Неллет. Вдруг показалась, что ему снова десять лет, круглый столик, смеющиеся девочки в школьных платьях с платками, повязанными накрест поверх груди. Пальцы лежат на краях доски, фишки вынимаются из мягкого мешка, кто-то победно кричит, показывая — последняя, встала верно. А напротив Даэда — Илена, кусает губу, сжимая в ладони опоздавшую белую фишку. Он не сказал Неллет, что перестал играть, когда они с Иленой однажды выиграли, сцепив Хозяйку со Стрелком на доске, где все было абсолютно и совершенно правильно, как надо. Доска вертелась, принимая в прорези воды — рыб, в нарисованные гнезда — пары птиц, в яркие жилые комнаты — детей с их домашними змеями, а еще — неопасных смешных чудовищ — в облачные небесные дырки. Илена села прямо, блестя круглыми голубыми глазами. Смотрела на Даэда с таким торжеством, что он нахмурился, будто его самого пленили, вдавив головой, плечами, ногами — в правильно вырезанное отверстие. Не пошевелиться.

— Стрелок и хозяйка, — кричали вокруг, — стре-лок и хо-зяй-ка! Руки-руки-поцелуй! Руки-руки-поцелуй!

Насчет поцелуя кричали, конечно, девчонки. Даэд тогда бросил на стол пустой мешок из-под своих фишек и встал, краснея. Илена тоже приподнялась навстречу.

— Не буду, детская совсем игра. Дурацкая.

И ушел, слыша горящими ушами, как следом кричат уже мальчишки, что струсил, испугался. Девчонку поцеловать.

Даэд выбросил это из головы. Хватит забавляться детскими играми, рассудил он тогда, стыдно. Пусть девчонки играют в свои поцелуйчики. А он вырос. Но сам для себя понимал, причина в другом. На одно ужасное мгновение он стал твердой картонной фигуркой, пойманной таким же картонным миром, схваченной за ручки, ножки и голову крепко, не пошевелиться. И пусть там все удивительно правильно, и он победил. Но не хотел такой победы.

— Сегодня правила другие. Нас всего двое. Бери своего Стрелка, Дай. И вытащи любую карту. Из середины. Глаза? Да, закроем, как положено, мы не смотрим.

Она взяла в руку белую фишку. Даэд взял черную. И, закрыв глаза, выдернул из стопки легкую картонку, положил на покрывало гладкой стороной вверх.