Мэгги Стивотер - Все нечестные святые

– Сейчас мы сделаем небольшую музыкальную паузу. Давайте послушаем песню Элвиса Can’t Help Falling in Love.

Пока Элвис пел: «Wise men say only fools rush in but I can’t help falling in love with you», Хоакин обнял себя за плечи и принялся утирать слезы, а Пит и Беатрис не отрываясь смотрели друг на друга, потому что истории про влюбленных всегда очень сильно действуют на других влюбленных.

К тому моменту, когда песня подошла к концу, Хоакин сумел взять себя в руки.

– Итак, мы вернулись. Спасибо, Элвис, что пропел слова, вертевшиеся на уме у всех нас. А что насчет тьмы?

– Я не знаю, когда она пала на Даниэля. Наверное, это случилось вскоре после его ухода, потому что всего через несколько минут он вернулся с письмом для Беатрис. Он подсунул его под дверь и велел передать письмо своей кузине. Потом он ушел и даже не знает, что я его люблю.

Последовало молчание.

Хоакин сказал:

– Если Даниэль слушает нас сегодня, то теперь он это знает.

Марисита не ответила.

– Марисита? – забеспокоился Хоакин.

– Просто дело в том… – раздался тихий голос Мариситы.

– Да?

Марисита вытянула вверх руки, потом поднесла их к глазам и внимательно оглядела.

– Дело в том, что дождь прекратился.

Из всех присутствовавших тут Сория только однорукий Луис бывал в Мичоакане и однажды видел, как мигрируют данаиды монархи. Каждую осень миллионы бабочек летят по Мексике, находя убежище в лесах, в то время как на более северных землях лютует зима. Луис еще долго не мог забыть открывшееся ему зрелище: воздух блестел и переливался разными цветами – бабочки взмахивали крылышками и казались такими идеальными, будто их вырезала из бумаги Антония Сория, сидя за своим рабочим столом. Некоторые люди утверждают, что эти бабочки на самом деле души умерших, вернувшиеся на землю на Día de Los Muertos [22] Día de Los Muertos – День мертвых ( исп. ). , но Луис подумал, что никогда в жизни не видел более живых существ.

До сих пор Луис полагал, что уже никогда не увидит ничего подобного, однако в ту напряженную ночь все Сория зачарованно обратили свои взоры к небу. Как только ливший над Мариситой дождь прекратился, облепившие ее платье бабочки моментально обсохли. И вот сотни бабочек взлетели, окружив Мариситу зыбким, трепещущим облаком, а потом устремились в небо, мимо одуревших от свершившегося чуда сов – те носились кругами, камнем падали к земле и вновь взмывали ввысь.

Зрелище получилось фантастическое, но опасное. Чудеса вообще странная штука; иногда одно чудо может спровоцировать другое, иногда может вызвать несчастье, а порой – и то и другое сразу. Поэтому когда бабочки оранжевыми и желтыми точками поднялись в вышину, они влетели прямо в переполненную ожиданием, страхом и любовью атмосферу, с которой началась эта ночь. Заряженные этими чувствами частицы завибрировали и затряслись, потревоженные взмахами сотен крылышек, и в черном небе образовался электрический заряд. Стоявшие на земле Сория сразу же его услышали – вообще-то, они едва не оглохли, – а потом раздался оглушительный треск, словно само небо раскололось напополам.

Из темноты ударила огромная молния.

Молнии, как правило, охотятся за самой крупной добычей, и в данном случае таковыми оказались антенна на вершине радиотелескопа и Тони, как ее живая подставка.

На миг всё вокруг утонуло в ослепительной вспышке.

Она поглотила антенну, телескоп и Тони. Всем собравшимся на земле пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Менее чем за секунду раскаленный добела электрический импульс промчался вниз по проводам, тянущимся от антенны к грузовику, и все провода заземления с шипением и хлопками взорвались. Земля содрогнулась от удара грома.

Когда дымка немного рассеялась, от антенны не осталось и следа. Тарелка телескопа почернела. Тони, широко раскинув руки, лежал на земле у подножия телескопа, а вокруг него валялись обугленные куски антенны.

Тони больше не был великаном.

И не дышал.

Перед ударом молнии Тони слушал признание Мариситы, смотрел сверху вниз с этой самой высокой точки Бичо Раро, размышляя о важности того, что они сегодня делают, и о том, что ради этого вся семья Сория собралась вместе. Тони думал о многообещающем потенциале Хоакина и решил, что быть радиовеликаном не так уж плохо, если благодаря этому можно сделать чей-то голос хоть немного громче.

Второе чудо свершилось легко.

– Тони! О Господи, Тони! – пробормотал Пит. – Что же делать?

Хоакин, отшвырнувший в сторону наушники, выпрыгивая из грузовика, приложил ухо к груди Тони, пытаясь уловить сердцебиение или дыхание. Не самый удачный способ для поисков признаков жизни. Беатрис, выпрыгнувшая из грузовика вслед за Питом и Хоакином, прибегла к более верному способу: подняла руку Тони, обратив внимание на оплетающий ее оставленный молнией узор из причудливых цветов, тянущийся до самых пальцев.

– Пульс есть, – сказала девушка. – Он жив.

В ударе молнии мало приятного, не говоря уже о падении с верхушки радиотелескопа высотой в несколько десятков футов. От удара из груди Тони выбило дыхание, так что оно отлетело аж до самого шоссе, и потом, тяжело пыхтя, с минуту добиралось обратно, на свое законное место.

– Он дышит! – сообщил Хоакин остальным Сория.

Однако родственники не обратили на него внимания, они кричали и указывали куда-то в другую сторону, а именно – на грузовик.

Пит, Беатрис и Хоакин так резво выскочили из грузовичка, торопясь на помощь Тони, что не заметили, что после удара молнии внутри стало чрезвычайно тепло. Молния пробежала по проводам с такой горячностью и мощью, что подожгла всё на своем пути.

За те несколько минут, в течение которых ребята отвлеклись на Тони, грузовик тихо сгорел дотла.

Беатрис сказала:

– Спасайте передатчик!

– Я принесу ведра из сарая, – воскликнул Пит.

– Я помогу, – заявила Антония.

– Да, – поддержал ее Майкл.

Если вам хоть раз доводилось тушить огонь, то вы знаете, что есть пожары, которые можно погасить, а есть такие, которые могут лишь закончиться сами. Этот пожар принадлежал ко второму типу. Внутри грузовика творился кромешный ад. В воздухе поплыл запах плавящейся электроники, а черный дым скрыл горящие в небе звезды. Ведра передавались из рук в руки, драгоценная вода выливалась на песок, но пламя только потрескивало, гудело и шипело, как живое существо. Яйцо, которое Беатрис повесила в качестве украшения в сетке для волос, начало раскачиваться и издавать пронзительные звуки. До сих пор его не нагревали до нужной температуры, а сейчас этот чудотворный, разрушительный огонь сделал это, и скорлупа яйца треснула. Из пламени вылетела странная, черная сова, род которой никто не смог бы определить. Птица сделала круг над головами собравшихся, а потом посмотрела вниз, и на миг все увидели маленькое бледное лицо, похожее на лицо Лойолы Сория и одновременно на лик стоявшей в Раке статуи.