Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

Проходит несколько часов, и мне удается. Кляксам на руках это не нравится — я чувствую, как в кисти вернулся зуд.

Они тоже просят меня об услуге. Колония, облепившая мою голову и проникшая в мозг через ухо, враждует с колонией на моей спине. Не поделили территорию, все как на Земле. Спинные захватили уже много других клякс-поселений и уничтожили их или подчинили себе. Так пали моя правая и левая лопатка. Мои ягодицы. Сейчас они ведут битву на три фронта — с Головой и с обеими ногами.

«Как я могу помочь?» — спрашиваю я. Они отвечают — через несколько миллиардов поколений.

«На счет три», — говорю я им.

«Раз», — красный песок шуршит по моему телу. Организмы внутри моего уха рождаются и умирают. Рождаются и умирают.

«Два», — я не вижу, но, судя по температуре воздуха, сейчас ночь. Помнят ли их потомки, с чего все началось?

«Три».

Я рывком переворачиваюсь на спину.

Спинной колонии конец — я не раздавил их, но разобщил, смял, перемешал. Правая и Левые ноги захватили свои новые позиции с тыла — каждой досталось по ягодице, и я даже знаю, где они провели линию перемирия; «моя» клякса завоевала плечи, спустилась по лопаткам.

А потом все они ринулись на освободившуюся территорию на груди.

Это была славная война.

Они рождались миллиардами и гибли миллиардами. Битва за пупок. Позиционный провал моей колонии у Левого Соска. Доблестная победа у Правого Соска. Правая и Левая ноги так ослабли в войне друг с другом, что «мои» пробились далеко вниз по телу — пройдя по лобку и гениталиям, они обрушились на врагов с обоих флангов.

Я лежу на спине, мои глаза покрыты красной пленкой, но я знаю все это — сразу двумя органами чувств. Я чувствую, как по коже проходят волны сражений. Через левое ухо в мозг поступают донесения о победах и поражениях.

Я — поле Битвы. Я — потерянный и завоеванный Бог.

Мы победили.

— Эээййй… Ссссмммоооттттррриии…

Это не моя клякса. Мои говорят со мной так, словно тысячи детских голосов прокручиваются на пленке с невероятной скоростью. По сравнению с ними, этот чужой голос — самый медленный звук, который я слышал когда-нибудь. И я слышу его обоими ушами.

Почва вздрагивает. Словно ритмичные землетрясения. Бум! Бум! Бум! Я начинаю привыкать к этим звукам. Раньше это называлось речью?

— Ооооо, бббооожжее, ммоой! Что это за тварь?

— Не подходите близко, это приказ!

— Сержант, этого не может быть! Это же…

Я обещал маме не тыкать палкой в осиное гнездо, но обладатель голоса явно не обещал ничего такого. В мое плечо вонзается что-то холодное.

«Ствол оружия…» — подсказывает мне древняя уснувшая память.

От этого движения гибнет несколько городов, канули в небытие столько славных династий. Новые боги безжалостны.

Я шевелю пальцами рук.

— Сержант, он живой!!!

Моя клякса кричит от боли каждой клеточкой, когда меня поддевают под плечи — кажется, чем-то острым и плоским («лопата…»), отрывают от поверхности планеты, оставляя на песке клочки кожи и миллионы моих гибнущих детей. Кладут на шероховатую грубую поверхность («носилки…»), стирая из памяти места, где когда-то велись Великие Войны Спины.

Что-то мягкое и шероховатое вонзается в глаза («ватная палочка…»), и я вижу свет. О, милосердный Господи, я вижу свет, и это слишком много для меня…

Из доклада биологической лаборатории KLS-23:

«Григория Степанова обнаружили на неисследованном до этого спутнике Ассуса. Поначалу его приняли за скалу или растение… Он был полностью покрыт местным паразитическим организмом — что-то вроде лишайника. Сложный симбиотический процесс привел к тому, что Степанов провел на планете девять земных месяцев, не имея в наличии ни воды, ни питания…»

«…Собранные образцы доставлены на Землю для дальнейшего изучения. После тщательного анализа состояния Степанова было принято решение о его биологической реабилитации. С него удалены все следы красного лишайника. Пациент не идет на контакт, речь нечленораздельная, ведет себя агрессивно…»

«…Анализы не показали наличия инопланетной жизнедеятельности в организме Степанова. Его поведение стало более уравновешенным… Он принимает пищу и справляет нужды организма самостоятельно… Отзывается на команды персонала… Не позволяет одевать себя, реагирует крайне агрессивно при попытке умыться или отвести его в душ…»

«…Пациент идет на поправку. Впервые проведен сеанс связи с семьей — женой и детьми. Из странностей — Степанов справлялся о своей матери, умершей более десяти лет назад… Жену и детей узнал, реакции в норме. Позволяет надевать на себя просторный халат…»

«…Спустя шесть месяцев реабилитации пациент Григорий Степанов может вернуться на Землю…»

Мы все потеряли… Завоеванные пространства безжалостно смыты, счищены, растоптаны врагами Бога. Наши потомки отомстят — даже если придется ждать вечность.

У нас осталось только это… Маленькое пятнышко, которое враги считают родимым пятном, глубоко внутри левого уха Бога. Наш последний оплот. Наш город…

Мы движемся через пространство туда, где нет красного песка, где нет ни Большой, ни Малой Звезды. А пока… мы смотрим в окошко иллюминатора на красный спутник Ассуса. Это наш Дом. Колыбель жизни. Несколько миллионов поколений могут смотреть на эту красоту глазами Бога целую вечность — он называет это секундами. Бог обещает, что мы еще вернемся сюда.

Мы обязательно вернемся…

Этот рассказ вызвал оживленную полемику на конкурсе «Вареники». Оказывается, читатели могут простить герою многое, но не такую… эксцентричность. Забавно. Ведь это история любви.

— Дяденька, а зачем вам такая большая коробка для завтраков?

Мальчуган лет семи, в руках — ланч-бокс с лохматой псиной из мультика.

— Это не для завтраков, малыш. Беги, твоя мама тебя уже ищет.

Стараюсь отделаться от пацана не потому, что он мне не по нраву, — просто тот, кого я жду, подходит лишь тогда, когда рядом никого нет.

Я провожаю мальчугана взглядом.

Жаркий летний день. Скамейка в парке у автовокзала нагрелась, как жаровня, но синяя коробка приятно холодит колени. Малыш вдалеке хватает за руку молодую женщину, и у меня перехватывает дыхание — она так похожа на Анну.

Анну, которая всегда говорила, что ее сердце принадлежит только мне — и еще всем собакам мира.

Он неслышно подошел, пока я смотрел в сторону. Негромко тявкнул, привлекая внимание. Ну, здравствуй, пес.

На этот раз это здоровенная лохматая псина, чем-то похожая на ту, что была на рисунке у мальчика. Только не мультяшная — свалявшаяся шерсть, грязные лапы, облезлый хвост. Дворняга как дворняга. Но у нее глаза Анны.