Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

— Но мы хотя бы попытаемся. С чего начнем?

— Давай-ка я перечитаю монографию Клини. Где она у нас?

Третьяков окидывает взглядом стеллажи.

— Вон там, на верхней полке. Давай я достану, куда тебе с таким весом карабкаться по стремянке.

— Ты эти шутки брось по поводу моего веса. Я еще ого-го! — Маркин молодцевато хватает прислоненную к стене деревянную лесенку и юзом тащит ее к шкафу.

— Да подожди ты, старый упрямец! — Третьяков пытается остановить друга, но тот отстраняет его рукой и лезет вверх по ступенькам.

— Так… — Маркин прищуривается и водит пальцами по книжным переплетам. На букву К… Вот! Ох, тяжелая!..

Пытаясь вытащить книгу из плотно уложенного ряда томов на полке, Маркин неловко поворачивается, и его нога соскальзывает с деревянной ступеньки. Пытаясь сохранить равновесие, он хватается за книги, но те камнепадом осыпаются на пол. Еще раз взмахнув в воздухе руками, — где-то далеко внизу, кажется, за тысячи километров, что-то кричит Третьяков — Маркин падает.

— Олег!!!

Разбрасывая книги, Третьяков устремляется на помощь — под его ногой жалобно хрустят очки. Маркин лежит на спине, на его лбу алеет свежая ссадина, нос выглядит перекошенным. Из-под головы профессора растекается темная лужа крови.

— Олег, ты живой?

Маркин медленно открывает глаза. Без очков, слетевших во время падения, его круглое лицо выглядит беззащитным и чужим.

— Черт… Ничего не вижу… Ваня… Ты тут?

— Тут я, тут! Пошевелиться можешь?

— Кажется… кажется, не могу…

— Подожди, я сейчас вызову скорую. Сейчас… Телефон… Алло! Алло!

— Служба спасения. Для повышения качества обслуживания этот разговор может быть записан. Говорите…

— Профессор, напоминаю вам, что вы поклялись говорить истину и только истину. Итак, вы утверждаете, что смерть профессора Маркина наступила в результате несчастного случая?

— Нет.

— Простите?

— Я не утверждаю, что смерть моего друга наступила в результате несчастного случая. Я не утверждаю, что я его убил. Я лишь сказал, что я либо убил его, либо нет. Если позволите, я продолжу.

— Не трогайте тело… То есть пострадавшего. Я вызываю машину, — голос телефонного оператора профессионален и равнодушен, как учебник по математической логике.

— Подождите, кажется, он снова говорит. Я перезвоню, — Третьяков выключает телефон и возвращается к Маркину. Тот силится что-то сказать.

— С… С… Сделай это…

— Что сделать, Олег? Что сделать?

— Доказательство, которое нельзя будет формально довести до конца!

— Господи, ты все еще об этом думаешь? Тебе надо продержаться!

— Мне недолго осталось. Может быть, пару минут. Я чувствую… Не перебивай меня… Софи… Она мне рассказала… Про твой идиотский поступок с монетой здесь, в этом зале, полвека назад.

— При чем здесь?.. Она тебе рассказала?

— Да… Она предпочла сделать выбор самостоятельно. И выбрала меня. Прости.

— Это было ее решение, Олег, мы давно договорились не возвращаться к этой теме.

— Но ты… Ты можешь снова сделать это.

— Что сделать, Олег? Ты бредишь?

— Пусть решит… монета… Быть… или… не…

— Олег? Олег!!!

Крик Третьякова отражается от книжных шкафов и тает в пространстве. В зале библиотеки становится тихо. Очень тихо.

— Профессор, что вы сделали потом?

— Я порылся в карманах, нашел рублевую монету. Подбросил ее. Я решил, что если выпадет орел, я буду неподвижно сидеть рядом с Олегом, ожидая приезда скорой, как мне и велели. А если выпадет решка… Я возьму книгу потяжелее и ударю его по голове. Вы никогда не определите логическую подоплеку поступка, потому что ее нет.

— Остановите запись!

КОНЕЦ СТЕНОГРАММЫ

— Остановите запись!

Все невольно оборачиваются на крик судьи. Ольга Иванова в нелепой черной мантии и парике медленно встает со стула — ее багровеющее лицо искажает брезгливая гримаса. Прокурор Лебедев отрывается от доски, на которой тщетно пытается вывести новое логическое обоснование Теоремы Виновности — рукава его серого пиджака испачканы мелом. Адвокат Галушкин — совсем молодой парень, для которого это первое судебно-логическое дело, связанное с убийством, — роняет документы с расчетами. В солнечных лучах, пронизывающих зал суда, медленно летает меловая пыль.

— Я попрошу присяжных покинуть аудиторию. Быстро!!! — орет Иванова.

Суетясь и наступая друг другу на ноги, присяжные выходят из зала суда, бросая через плечо испуганные взгляды на профессора Третьякова. Тот не смотрит на них — кажется, его больше занимают пылинки, витающие в воздухе.

В зале остаются судья, прокурор, адвокат и обвиняемый.

— Что… что все это значит, ваша Истинность? — растерянно шепчет Лебедев.

— Это значит, что если обвиняемый не врет, то профессор Маркин умер вскоре после падения с лестницы и после удара книгой по голове, — цедит сквозь зубы судья. — Стала ли формальной причиной смерти книга, упавшая с верхней полки на его лицо, — тогда это несчастный случай — или это был злонамеренный удар, определить крайне сложно.

— А если экспертиза докажет, что удар нанес Третьяков? — от волнения адвокат забывает о своей роли защитника.

— Маркин мог скончаться за полминуты до нанесения удара — определить время смерти с точностью до секунды уже не удастся. В этом случае его нельзя обвинить в убийстве. Максимум — в надругательстве над трупом. Но это же совсем другая статья и совсем другое доказательство, — судья грузно оседает на стул и стаскивает с себя парик. Под ним обнаруживается ежик седых волос.

— Вам придется очень постараться, — говорит Третьяков; его голос теперь звучит увереннее и моложе. — Может быть, вам удастся смоделировать траекторию падения монеты в тот день. Вот она!

Третьяков достает из кармана и швыряет в зал монетку. Галушкин непроизвольно ловит ее на лету.

— Вы можете довести ваш фарс до конца и обвинить меня в убийстве, — продолжает Третьяков. — Но тогда я могу признаться, что монета упала орлом, и я ничего не делал, мой друг умер сразу после нашего разговора, до приезда врачей. А если вы меня отпустите… Тогда я могу признаться, что монета упала решкой, и я безжалостно добил его — моего давнего соперника. В обоих случаях вы получите ложный прецедент, доказанный судебно-логическим путем. И наступит противоречие системы. Маркин бы этого хотел.

— Этого не будет, — судья Иванова встает со стула — ее лицо успело приобрести естественный цвет. Она нахлобучивает на голову парик и обращается к Лебедеву и Галушкину. — Объявляется перерыв до завтра. Жду вас в 9 утра в этом зале.

— Разве я не доказал вам, что это бесполезно? — Третьяков привстает. У него дрожат колени.