Дмитрий Заваров - Осень на краю света

— Я, Вадик, здесь много чего любил, — не удержался от откровенности Юрий Григорич. — А сейчас главная моя любовь тут неподалеку лежит.

— Вы о чем? — В глазах родственника отразились огоньки.

— О невесте моей. Сейчас как раз думал, как бы жизнь сложилась, не попади она под поезд.

Юрий Григорич ткнул рукой вдаль — туда, где, если идти вначале через овраг, потом через детдом и дальше перелеском, будет железнодорожная станция. Вадим машинально посмотрел в указанном направлении, но натолкнулся на ночную темень.

— Печально, — сказал он.

— Печально, парень, это не то слово. Я бы тебе выразил, каково это, но при мертвых ругаться неприлично. Вот после этого я сюда и не ездил.

— А сейчас что же сподобились?

— Икону искать, сказал же!

— На кладбище?

— Именно, — кивнул Юрий Григорич. — Вот сейчас дождусь тетку Ульяну. Она мне скажет, где искать.

— Долго ждать придется.

— Отнюдь! Вчера только подошел — она уже тут как тут. Понял?

— Понял.

Юрий Григорич отметил, что родственник ведет себя с ним, как с сильно пьяным — не противоречит и старается не выходить за рамки предложенного разговора. Это немного нервировало. Но все же стоило признать, что он на самом деле успел довольно-таки основательно набраться. И все-таки не настолько, чтобы его бояться! Юрий Григорич хотел было донести это до родственника со всей прямотой, но в этот момент на кладбище снова послышался шлепающий шорох, на этот раз со стороны деревни.

— Не погост, а какой-то Невский проспект.

— На свет идут, — предположил Вадим.

Шлепанье, сопровождаемое тихим потрескиванием веток, замедлилось, потом совсем прекратилось.

— Эй, кто там! — крикнул в темноту Юрий Григорич. — Не бойся, мы живые. Подходи.

Неизвестный немного поколебался в тишине, потом все же решился — шаги приблизились.

— Здрасьте, дядя Юра, — высокий детский голос.

Тонкое лицо, длинная темная челка, спадающая на глаза, полосатая куртка — паренек лет двенадцати… Ну да, точно — внук Иваныча.

— Здрасьте, здрасьте, — высунулся из-за Юрия Григорича Вадим.

Мальчишка дернулся от неожиданности, но тут же взял себя в руки.

— Вадим Алексеевич, у меня часы остановились, — заявил он.

— Электронные? Остановились? Бывает, — согласился Вадим.

— Не ругай его, — попросил Юрий Григорич. — С дедом время провел, кому от этого хуже?

— Мне хуже, это я его отпустил.

— Переживешь, — уверил Юрий Григорич. — А ты, Игорек, скажи мне честно: у тебя сигареты есть?

— Сигареты?

— Давай, давай, не жмись, — поддержал Вадим. — А то я не знаю, что ты куришь!

— Паутинычу не говорите, — попросил Игорь, протягивая пачку «Примы».

— Не скажу, — пообещал Вадим. — Только пачка останется у дяди Юры.

— Кому не скажешь? — спохватился Юрий Григорич.

— Это они так директора кличут. Николай Васильевич не обижается. Говорит, что не самая плохая кличка. Ладно, Гарик, пойдем. Может, твой друг Паутиныч и не засечет, что мы вернулись.

— И что вы водку пили, — добавил паренек невинным тоном.

— Стервец.

— Молодец! — поправил Юрий Григорич.

Вадим вышел из ограды, со скрипом прикрыл калитку. Пожал на прощанье руку.

— Вы, если надумаете, заходите ко мне, я ключи от дома дам. Что вам у чужих-то ночевать?

— Иваныч не чужой, — с пьяной дотошностью поправил Юрий Григорич.

— И тем не менее…

— Дядя Юра, я деду говорил, он не верит, — быстро, чтобы не перебили, проговорил Игорь. — У нас в детдоме подземный ход есть. Они через него икону украли!

— Уверен?

— В натуре говорю! Приходите, покажу.

— Иди, иди, показыватель! — Вадим подтолкнул воспитанника в щуплую спину.

Они двинулись между оград и почти сразу потонули в вязкой осенней темноте, остались только шаги — сочное чавканье ног по грязи.

— Бывайте, — махнул вслед Юрий Григорич.

— Там дверь замаскированная… — откликнулась ночь детским голосом.

— Гарик! — перебил раздраженный окрик.

И все стихло. Капля пламени еще немного поволновалась и тоже успокоилась. Внутри красного светового круга проступали примятые стебли травы — создавалось впечатление, что фонарик стоит в центре гнезда. Из темноты над могилой обреченно свисали кленовые листья, а еще выше искрились звезды на ночном небе: сейчас отчетливо было видно, что небосвод представляет из себя глубокую полусферу.

— Ну как? — раздался голос.

Юрий Григорич подпрыгнул, обернулся и с облегчением выругался. За его спиной стоял отец Димитрий: подсвеченное бородатое лицо выступало из темноты, как лик на закопченной иконе. Ветер с шумом прошелся по верхушкам деревьев.

— Ты разведчиком не служил?

Юрий Григорич сунул руку под телогрейку, нащупал бьющееся вразнос сердце и попытался унять.

— Обязательно, — согласился священник. — Кто это был?

— Как ни странно, мой родственник.

— Что это вас на могилу к ночи потянуло?

— Это меня. Он на свет пришел.

Отец Димитрий, проскрипев калиткой, вошел в ограду, кивнул фотографии и уселся к столу.

— С Ульяной говорил? — спросил он буднично.

— Послушай, я не верю в призраков! — разозлился Юрий Григорич.

— Ну и что? — пожал плечами отец Димитрий.

— Значит, я не могу с ней говорить.

— Нет. Это значит только, что ты не веришь в призраков.

— Постой. Ты хочешь сказать, что на земле водятся призраки живых людей?

— Нет.

— Ну вот…

— На земле водятся призраки мертвых людей.

Юрий Григорич наморщил лоб, собираясь с аргументами. Огненная капля снова заколыхалась…

…как в голливудском фильме: картинные мучения главного злодея, корчащегося на штыре, насквозь пробившем тело. Однако сейчас тут даже самый дотошный критик не заметил бы ничего картинного. Капитан Сапегин лежал на раскрошившемся бетоне. Лицо его было спокойно, поза естественна. Только куртка странно топорщилась в двух местах — в районе солнечного сплетения и внизу живота, да на щербатой стенке оголовка трубы имелись несколько темных потеков. С обочины дороги — высоко, метрах в шести — свешивался фонарь, скупо освещавший место трагедии.

— Как ты его углядел-то? — спросил Федоров щуплого мужичка в брезентовом плаще.

— Так что шел тут и вижу, вроде лежит кто… — Мужичок для верности ткнул пальцем назад, где через ручей был перекинут покосившийся мостик на ржавых сваях.

— Однако глазастый ты, Николай Петрович, — устало вздохнул участковый.

— Володь, может, я пойду, а? Или мне показания давать?

— Где ж тебе их тут давать? Но все равно погоди, давай хоть покурим — мне тут одному с трупом совсем не весело оставаться.

Дорожная насыпь уходила вверх почти вертикально. Глина вперемешку с крупным гравием, кое-где торчат пучки жесткой травы. Федоров знал, что там, наверху, по краю идет металлический отбойник, но пешеходная тропинка проложена за ним, со стороны обрыва. Сорваться немудрено, особенно в темноте. Особенно если не местный. А внизу вот она, бетонная труба, с массивным раструбом на конце. Ручей размыл под стоком небольшую заводь, в черной стоячей воде отражался одинокий плафон фонаря.