Руслан Ерофеев - Хтонь. Человек с чужим лицом

Аноним. Падение «грошевой бляди»

Российская империя, XIX век н. э

Читатель узнаёт, что закон всемирного тяготения, открытый господином Ньютоном, в России научились обходить не менее виртуозно, чем все иные законы, а в старинном зеркале порой можно увидеть не только отражение собственной постной физиономии.

Преизрядных размеров булыжник лежал на шатких перилах слишком ненадежно — того гляди сверзится вниз. Старая древесина карельской березы тоненько поскрипывала под его весом, будто жаловалась: «Тяжело-о-о!»

Но те, кто взгромоздил сюда этот камень, язык родных березок разумели слабо, хотя по крови и принадлежали к гордым потомкам бояр Алексея Михайловича и «потешных» Петра Великого. Они перешептывались на великолепном французском, сдобренном отборной русской матерщиной, перенятой от кучеров и лакеев.

— Retenez la pierre, le comte, autrement lui tombera plus tôt, que sous lui se trouvera une mauvaise tôte du gredin maudit par le Dieu, ber emu v glotku! [36] «Придерживайте камень, граф, иначе он рухнет прежде, чем под ним окажется дурная голова проклятого Богом мерзавца…» — прошипел один.

— Ne s'inquietezpas, le prince, ce caillou tombera exactement au moment nécessaire pourfracasser le cráne au betail sans famille, elda ego poberi! [37] «Не волнуйтесь, князь, этот булыжник упадет ровно в нужный момент, чтоб размозжить череп безродной скотине…» — отвечал второй таким же взволнованным шепотом.

— Plus doucement, moi, semble, j'entends ses pas dans l'escalier! [38] «Тише, граф, я, кажется, слышу его шаги на лестнице!» — шикнул на него первый.

Внизу и впрямь раздалась чья-то неуверенная поступь. Сиятельные дети шепотом сосчитали по-французски до трех и столкнули булыжник вниз.

Голова, для которой предназначался камень, к четырнадцати годам со дня появления на свет божий с трудом вмещала в себя лишь «аз, буки, веди» и четыре правила арифметики, каковые вбил в нее сельский дьячок узловатой палкой, на кою остальное время опирался, пособляя скрюченным подагрой нижним конечностям. Голове и худосочному телу, на узких плечах которого располагалась оная, не повезло уродиться в семье мелкопоместных дворян Новгородской губернии. Коли хочешь преуспеть в этой жизни, нужно с умом выбирать родителей и появиться на свет в семействе камергера или хотя бы камер-юнкера. Однако в 1783 году после многочисленных прошений папеньки и маменьки, эту большую голову, несмотря на прилагавшееся к ней хилое тельце, все-таки приняли в кадеты Артиллерийского и Инженерного шляхетского корпуса. Однокашники сразу невзлюбили отрока по имени Алексей за провинциальную неотесанность да тяжелый и нелюдимый характер. Частенько устраивали ему «темную». Среди других невинных забав титулованных и не очень подростков, запертых в тесных стенах училища, имелась одна примечательная традиция: ночью, когда строгие воспитатели отходили ко сну, мальчики всей комнатой собирались в тесный кружок и онанировали прямо на сдобную булочку. Кто последний заканчивал, тому полагалось съесть испоганенный хлеб. Почти всегда «позорная» булочка доставалась тощему, долговязому, забитому Алеше.

Да, коли хочешь преуспеть в этой жизни, нужно с умом выбирать родителей и появляться на свет в семействе камергера или хотя бы камер-юнкера. А коли не удалось — так будь любезен, вкушай от жизни земной лишь испакощенные другими булочки. Однако вскоре едок обтруханных сдоб за блестящие успехи в учебе был назначен старшим по корпусу.

В ту ночь булочка снова досталась кадету Аракчееву. Он молча развернулся, намереваясь отправиться почивать вместо поедания неаппетитного «приятельского» угощения.

— Эй, Аракчеев, а «позорную булочку» за вас Державин есть будет? — крикнул ему товарищ.

Упоминание самого знаменитого поэта империи в подобном контексте стоило знатоку поэзии нескольких передних зубов: Аракчеев, развернувшись, поддал ему под руку, державшую омерзительный предмет, и изгаженная булочка полетела наглецу в лицо, а вслед за ней туда же угодил жилистый кулак кадета Алешки. С этого дня рукоприкладство станет его обычным способом общения с нижестоящими. В последующие дни Аракчеев отыгрался на своих мучителях сполна, мстя всем без разбора. В конце концов кадеты взвыли от тирании тощего носителя огромной головы и бросились с жалобами к корпусному директору. Но головастый умел ладить с начальством. И тогда юным сиятельным господам, затюканным безродным тираном, пришлось принимать экстренные меры…

Четыре мальчишеских руки с трудом удерживали булыжник. Еще мгновение — и он рухнет вниз, прямо на непомерно большую голову, которую ее обладатель, по обыкновению, держал немного набок.

Вдруг раздался громкий писк, и по перилам скользнуло длинное серое тельце, стремительно приближаясь к камню и обхватившим его ручонкам. Обладатели последних хором взвизгнули от испуга и выпустили свою тяжкую не по годам ношу. На миг раньше, чем того требовалось для исполнения их затеи. Серый зверек соскочил с перил, перемахнув через головы мальчишек, и проворно исчез во тьме.

Булыжник тем временем стремительно рухнул вниз, коснувшись жесткого сивого волоса, коим преизобильно поросла огромная голова подымавшегося по лестнице. Едва скользнув по виску большеголового, камень ушел куда-то вбок по причудливой кривой, будто отказываясь следовать пути, предписанному ему силой всемирного тяготения, открытой господином Ньютоном, а затем с треском впечатался в стену под перилами. Они тут же подломились и повалились вниз, увлекая за собой двоих облокотившихся на них господ. Те, неуклюже болтая в воздухе ногами, шлепнулись прямо на ступеньки лестницы. Обладатель большой головы презрительно прошагал прямо по их телам, будто не заметил, и, не говоря ни слова, ничем не выдавая своего отношения к случившемуся, направился в свою комнату, кою он теперь имел как старший по корпусу.

Там головастый присел на расшатанный венский стул, который жалобно скрипнул под его жилистым, как у скакового жеребца, задом, и извлек из старого секретера оправленное медью зеркало на ножке, старое и мутное, словно око слепца. Из зеленоватой глубины на него взглянула физиономия, не внушавшая ровным счетом никакой симпатии даже ему самому, не говоря уж об окружающих.

«По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист: в его складе не было ничего стройного, так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было изучать анатомию жил, мышц и т. д. Сверх того он как-то судорожно морщил подбородок. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону; цвет его лица был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот большой, лоб нависший…» — вот как описывал позже этого человека современник.