Уильям Тенн - Непристойные предложения

О’Лири вылезал из своей скорлупы, меньше думал о собственных проблемах и больше – о проблемах новобранца. А Латцу тоже ничего не сделается; если парочка рассказов могла испугать его до невменяемости, лучше, чтобы это выяснилось до настоящей работы. Лучше выяснить это здесь и сейчас, когда можно принять меры и защитить обоих. За двенадцать лет в разведке Вик Карлтон пришел к выводу, что человек, не боявшийся миссий, был либо слишком флегматичным, либо настоящим психом; нормальный человек пугался, но пытался обуздать источник своего страха. Пусть Латц узнает, что их ждет; это повысит его шансы на выживание.

– Эта жизнь не так уж плоха, – признал Стив О’Лири во время межзвездного прыжка, когда они расслаблялись в сферическом помещении, одновременно служившем кабиной пилота, жилыми каютами и комнатой отдыха. – Месяц инструктажа, два месяца – максимум – дороги туда-обратно, месяц на планете миссии. Если повезет, вся вахта занимает не больше четырех месяцев, после чего ты получаешь тридцать дней отгула – не считая больничного. Оплата хорошая, падкие на романтику женщины в избытке: чего еще желать мужчине?

– И кроме того, – Латц жадно подался вперед, откровенно радуясь перемене в настроении коллеги, – и кроме того, это настоящая слава – быть первыми людьми, ступившими на планету, первыми людьми, узнавшими, на что похожи новые миры, первыми людьми…

– Эту часть они могут оставить себе, – оборвал его О’Лири. – Первые люди в новых мирах – ха ! Первые покойники !

Вик Карлтон с усмешкой откинулся на спинку пластикового кресла.

– В чем дело, Стив? Комиссар что, гнал тебя на корабль плеткой? Ты мог не лететь, мог уволиться.

– Когда мне осталось всего пять месяцев до разряда А, двойной оплаты и пенсионных льгот? Хотя мне вряд ли хватит мозгов, чтобы выйти на пенсию: первый О’Лири был романтичным тупицей и успешно передал свои гены по мужской линии. Один О’Лири взорвался в стратосфере, еще в те дни, когда на Луну пытались летать на жидком кислороде. Другой О’Лири был штурманом во Второй венерианской экспедиции сто пятьдесят лет назад, той самой, что упала на Солнце. Наука приходит, изобретения уходят, а О’Лири так и будут вечно совать голову в петлю. Аминь.

Все посмеялись его траурным кивкам, и Латц сказал:

– Надеюсь, все мои миссии будут такими же опасными, как эта. Эта звезда – желтый карлик, как наше Солнце, а планета…

– А планета всего на три десятых балла отличается от Земли! – вмешался разведчик B, чье настроение вновь изменилось. – Я в курсе. Именно это я твердил шутникам в Сэндсторме. Но послушай, парень, планета и звезда находятся рядом с Дырой в Лебеде – ты понимаешь, что это значит? В этой области нет ни одной разведанной планеты, не говоря уже о колонизированной. Все, что кто-либо знает о Дыре в Лебеде, сводится к чужим теориям. Спроси любого ученого, почему там так мало солнц, почему материя ведет себя таким образом, что могло случиться с отрядом картографов, пропавшим пять или шесть лет тому назад, – и он попросит от него отстать. Но есть и утешение: если мы не вернемся, вне всяких сомнений, для расследования будет организована полноценная экспедиция. Тебе от этого легче, Вик?

Карлтон пожал плечами и вернулся к своему журналу. Он не мог решить, что хуже – Латц с его наивностью, его телячьей неопытностью, или старший напарник, чьи саркастические шутки граничили с горечью, которая коренилась в откровенном страхе. Для такой миссии, подумал Вик, разведчики могли закрыть глаза на древнее правило и позволить ему как командиру самому выбрать людей.

Однако кого бы он выбрал по собственной инициативе? Доброго, надежного разведчика B вроде Барни Ливеррайта, которого сбили возле Девы шесть месяцев назад? Подающего надежды разведчика C, энергичного и бесшабашного, вроде Хоги Стэнтона, который сейчас умирал на Ганимеде в палате, куда не решался войти врач, опасаясь вируса, который мог обмануть любую прививку, просочиться сквозь любой защитный костюм?

Нет, ты брал тех, кого давали, кто был в наличии – кто был еще жив. Даже для миссии к Дыре в Лебеде командир брал людей, которых ему назначили, и, подумал Вик, следя за подчиненными, пока корабельный хронометр отсчитывал только ему заметные недели, его команда не так уж и плоха.

У них сложились тесные товарищеские отношения, знакомые Вику. Трое мужчин стали ближе и, несмотря на тесноту и естественное раздражение, вызванное журнальной рутиной, почувствовали тепло дружбы.

В частности, у Латца прибавилось уверенности в себе, когда двое коллег открыто приняли его. Вик наблюдал за маленькой темной головой новобранца, напоминавшей планету рядом с огромным рыжим солнцем головы О’Лири, когда они отбивали ритм слезливой, сентиментальной баллады, сейчас популярной у разведчиков. Он ухмыльнулся, заслышав, как слезливый тенор Гарри Латца меланхолично сплетается с громовым басом Стива О’Лири.

Вряд ли это было про Кей, решил Вик. «Ради женских похвал» – едва ли она расточала их ему.

Кей была критичной; Кей была мощью, искавшей мощь, не вялой женщиной-флагом, нуждавшейся в крепком мужчине-флагштоке. С ней он впервые начал открывать в себе внутренние силы, которые заставили его поступить на самую опасную и неблагодарную службу, когда-либо созданную человечеством.

Тем вечером он опоздал на свидание перед самым модным рестораном Сэндсторма и небрежно, агрессивно бросил:

– Только что подписал бумаги для миссии пятнадцать семьдесят два. Вновь приключение стало между нами, девочка.

– В приключениях нет ничего плохого, – медленно ответила Кей, отвернувшись. – Каждый молодой человек должен попробовать свои силы в преодолении преград, с которыми не справились его товарищи. Так развивается раса, так создаются новые правительства. Однако приключения сводятся к вечному инфантилизму, если не дают ничего фундаментально конструктивного, если за ними гоняются ради них самих.

– Разведчики не гоняются за приключениями ради приключений, – рявкнул Вик. – Разведчики основали каждую колонию в галактике, каждый звездный аванпост.

Она засмеялась.

– Разведчики! Вик, ты говоришь о службе. Я – о тех, кто служит. Когда мужчине твоего возраста нечем похвалиться, кроме пары шрамов и десятка потускневших медалек… Знаю только, что как женщина я хочу сильного, уравновешенного и надежного мужчину. Я не хочу выходить замуж за тридцатидвухлетнего мальчишку.