Уильям Тенн - Непристойные предложения

– Ты хочешь сказать, – упрямился Вик, – что первопроходцы, революционеры и искатели приключений – не зрелые мужчины? По существу, тебе кажется, что раса прогрессирует благодаря задержкам в развитии. Так, Кей? Получается, что юность – время экспериментов и эмоций, а зрелость – время устаканившейся дешевой скуки, когда ты взращиваешь язвы, а не рассудок?

Он помнил, как она посмотрела на него, а затем опустила глаза, словно ее поймали на лжи.

– Я… я не знаю, что ответить на это , Вик. По-моему, ты говоришь, как маленький мальчик, который хочет быть пожарным и втайне очень стыдится своего отца, занимающегося страхованием пожаров, но я могу ошибаться. Я знаю, что, пробыв разведчиком десять с лишним лет, ты можешь получить место комиссара, просто попросив о нем, и что планировать миссии и готовить к опасностям молодых людей – так же интересно, как и лично участвовать в них. Но я не хочу, чтобы ты оставлял действительную службу ради меня или даже ради вероятной семьи, если ты недостаточно повзрослел, чтобы самому этого желать.

– Ты имеешь в виду, недостаточно состарился , Кей.

Она нетерпеливо махнула рукой и повернулась, чтобы изучить прическу в зеркале.

– Забудем, – сказала она, сосредоточенно подкручивая причудливый локон. – Мне никогда не понять, что тебя так раздражает в этой беседе. Либо ты хочешь осесть и завести семью – либо нет. Когда определишься, я с интересом тебя выслушаю. А теперь давай посмотрим, привез ли Эмиль Оазис тот оркестр с Земли.

Он придержал ей дверь, раздраженно пытаясь решить, почему эти разговоры всегда оставляли у него чувство, будто он совершил непростительный социальный промах, который она милостиво оставила без комментариев.

Теперь, оглядываясь назад, он понял, что по-прежнему не может быть критичным. Понял, что гадает, как оказался здесь, деля жилое пространство с двумя незнакомцами, Гарри Латцем и Стивом О’Лири.

Что такое миссия № 1572, что такое первая разведывательная экспедиция к Дыре в сравнении с мягкой близостью Кей и ребенка, в котором повторятся они оба? Наполнившее Вика желание – жажда завести семью – было невероятно древним, каждая клеточка его тела эволюционировала, чтобы отреагировать на него. Бдительно сидя в глубоком кресле за пультом управления, он мрачно одернул жесткую синюю форму.

Потом перед ним вспыхнула красная лампочка.

– Разведчики по местам! – взревел Вик. – Немедленно, слышите, немедленно! Звезда назначения прямо по курсу! Приготовиться переключиться на планетарные двигатели.

Он вновь был спокоен и уверен в себе, вновь был капитаном миссии.

– Член экипажа B, на позиции, – рявкнул О’Лири, метнувшись к своему креслу и открыв длинный ряд переключателей.

– Член экипажа C, на позиции, – невнятно произнес Латц, дожевывая ужин, которым наслаждался на камбузе. – Планетарные двигатели готовы к запуску!

Вик пробежался взглядом по спутникам, изучил разложенную перед ним звездную карту, отметил стрелку, пульсировавшую в своей круглой тюрьме, и проверил, что переключатель у правой руки стоит на максимуме.

Затем проверил еще раз.

– Запустить планетарные двигатели, – приказал он. – Запустить планетарные двигатели. Запустить двигатели!

Они оказались в системе из одиннадцати планет, солнце которой по спектроскопическим показателям удивительно напоминало земное Солнце. Между второй и третьей планетой был пояс астероидов; между восьмой и девятой – еще один. Три планеты были с кольцами – одна с горизонтальными и вертикальными, как гироскоп; и только на одной планете, пятой от солнца, была жизнь.

– Не знал бы, поклялся бы, что это Земля, – подивился Гарри Латц, отрываясь от изучения планеты миссии.

О’Лири кивнул.

– Три десятых балла – очень незначительное отличие. Чуть меньший диаметр, почти такое же соотношение кислорода и азота, разница в средней экваториальной температуре – всего два градуса. И все же разведывательный корабль не нашел следов разумной жизни. Эй, Вик, разве согласно теории Кокберна о надлежащей климатической эволюции здесь не должно быть существа, напоминающего хотя бы человека эпохи палеолита?

Разведчик A, утомленно следивший за тем, как трансвизор отсчитывает оставшиеся миллионы миль, выразительно пожал плечами.

– Я мог бы высказать предположение в любом месте, кроме этой области открытого космоса. Конечно, биология планеты, столь напоминающей Землю, физически должна была произвести разумное двуногое существо с зачатками технической цивилизации – но кто знает насчет Дыры в Лебеде? Возьми, к примеру, ту белую дрянь.

Они проследили за его рукой, указывавшей на телесканер. Там и сям, между планетами и над ними, свободно парящие в пустоте или сосредоточенные на желтой основе, виднелись крошечные на вид сети белых, мертвенно-бледных нитей, тянувшихся на сотни и тысячи миль. Они напоминали обрывки паутины гигантских уродливых пауков, не заинтересованные в гравитации и не похожие ни на что в разумном космосе.

– Даже не пытайся, Гарри, – предостерег Вик Латца, который лихорадочно листал огромный том на пульте управления. – Их нет в «Типах небесных тел» Розмарина. Мы знаем только, что они существуют по всей Дыре – и что они слишком опасны для лучших материалов, которые мы до сих пор изобрели. Подлетевший к ним слишком близко корабль исчезает – пуф ! Просто перестает существовать. Наши приказы таковы: «НЕ ПЫТАЙТЕСЬ, ПОВТОРЯЮ ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ С ПОДЧЕРКИВАНИЕМ, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ИССЛЕДОВАТЬ ЭТИ СКОПЛЕНИЯ И ЛЮБЫЕ ДРУГИЕ ФИЗИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ, ХАРАКТЕРНЫЕ ДЛЯ ДЫРЫ В ЛЕБЕДЕ».

О’Лири фыркнул.

– Это про нас. Когда мы вернемся – если вернемся, – кто-нибудь на базе почешет голову и задумается, из чего состоят эти белые кластеры. Нам пожмут руки, вручат несколько сухих пайков и новый корабль и скажут: «Вы же согласитесь разобраться с этим вопросом и узнать, действительно ли они настолько опасны, как считается, – разумеется, без неоправданных рисков? И было бы очень мило, если бы вы успели вернуться к январскому Солнечному съезду астрофизиков!»

Все захохотали, Латц – чуть визгливей прочих.

Сходства планеты с Землей было достаточно, чтобы вызвать жестокий приступ тоски по дому. Да, здесь было всего четыре континента, а теплыми ночами на небесах не царила изящная луна, однако моря казались достаточно синими, чтобы улечься на белый песок с бутылкой виски и опьянеть, не притрагиваясь к ней, пока пышные облака плывут по бледному небу, не ведая о великих вещах, которые могут сотворить с ними поэты. Там и сям над бесшумными водами цвета индиго вздымался совершенный остров, ждавший художника, чтобы отдаться ему.

Высокие деревья карабкались по склонам гор, пышная трава колыхалась в растрепанных прериях. Иссохшие золотые пески бескрайних пустынь изнемогали от зноя, а на севере огромные ледяные глыбы с диким грохотом обрушивались в полярное море.