Харуки Мураками - Страна Чудес без тормозов и Конец Света [litres]

Осень заканчивается. Однажды утром я просыпаюсь, гляжу в окно – а осени больше нет. Рваные облака исчезли, а вместо них от Северного Хребта надвигаются плотные тяжелые тучи, точно вражеские гонцы, несущие в Город дурную весть. Осень для Города – уютный и желанный гость, но остается всегда ненадолго и исчезает, не попрощавшись.

Осень уходит, оставляя после себя пустоту. Странный отрезок пустого времени: уже не осень, еще не зима. Золотая шерсть у зверей все больше тускнеет, словно какой-то небесный маляр перекрашивает их одного за другим в белый цвет, извещая людей: вот-вот наступит Зима. Все живые существа, все явления и события накануне Великой Стужи прячутся кто куда, делаясь маленькими и слабыми. Предчувствие зимы укутывает Город огромным невидимым покрывалом. Шум ветра, шелест листьев и трав, тишина ночи и шорох людских шагов обретают тот странный, едва уловимый намек , делающий любые звуки далекими и чужими. И даже журчанье воды меж отмелей на Реке, от которого осенью делалось так уютно, больше не успокаивает мне сердце. Чтобы спастись, Природа словно забирается в панцирь, закрывает створки и застывает в своем совершенстве. Для нее Зима – особое время года, совсем не такое, как остальные. Только птицы, крича все отчаяннее, заполняют щебетом да фырканьем крыльев эту стылую пустоту.

– Эта зима, похоже, будет особенно лютой, – говорит старый Полковник. – Взгляни на облака, сам поймешь. Посмотри-ка вон туда… – Он подводит меня к окну и показывает гряду облаков над Северным Хребтом. – К концу каждой осени там появляются зимние тучи. И хотя они – только первые лазутчики, по их виду можно сказать, насколько тяжелой будет зима. Если тучи ровно стелятся над горами – зима будет теплой. Чем они плотнее, чем больше клубятся, тем страшнее грядущие холода. Но самые смертельные зимы приходят, когда первые тучи надвигаются в форме птицы. Вот как сейчас…

Прищурившись, я гляжу в небо над Северным Хребтом. И различаю, хоть и не сразу, то, о чем говорит старик. Небо над всем хребтом закрыто длинной полосой туч, а посередине заостренного конуса вздымается одна, самая огромная. Ни дать ни взять – птица, раскинувшая в полете крылья. Исполинская серая птица, несущая из-за гор какую-то страшную беду.

– Такие зимы случаются раз в шестьдесят лет, – говорит Полковник. – У тебя, кстати, есть зимнее пальто?

– Нет, – отвечаю я. Из верхней одежды у меня только легкая куртка, которую мне выдали при входе в Город.

Полковник отрывает шкаф, достает иссиня-черную шинель и отдает мне. На вес она точно каменная. Овчина с изнанки больно покалывает ладони.

– Тяжеловата, конечно, но все же лучше, чем ничего. Раздобыл тебе пару дней назад… Хорошо, если подойдет.

Я просовываю руки в рукава. Плечи слишком широки, да и пока привыкну к тяжести, несколько дней помотает из стороны в сторону. Но в целом сидит неплохо. И правда – лучше, чем ничего. Я благодарю старика.

– Ты еще рисуешь свою карту? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я. – Осталось несколько белых пятен. Хочу закончить поскорее. Уже столько сделано, не бросать же на середине.

– Я, конечно, ничего не имею против, – говорит Полковник. – Это твое личное дело, и ты никому не мешаешь. Но пойми правильно: когда придет зима, далекие вылазки придется прекратить. Не вздумай удаляться от человеческого жилья. Зима будет лютой: сколько ни берегись – все мало. Заблудиться не заблудишься, но столкнешься с тем, о чем пока даже не подозреваешь. Лучше отложи свою карту до весны.

– Понимаю… – говорю я. – И когда же начнется зима?

– С первым снегом. А закончится, когда растают сугробы на отмелях у моста.

Мы пьем утренний кофе, разглядывая тучи над Северным Хребтом.

– И вот еще что, – продолжает Полковник. – После первого снега старайся не приближаться к Стене. И к Лесу. Зимой и Лес, и Стена действуют на человека в сто раз сильнее.

– А что там есть, в Лесу?

– Ничего нет, – отвечает он, немного подумав. – По крайней мере, ничего для нас с тобой. Таким, как мы, в Лесе нет ни малейшей надобности.

– Значит, там никто не живет?

Полковник открывает дверцу печки, выгребает старую золу и закладывает несколько поленьев.

– Похоже, сегодня к ночи придется затапливать печку, – говорит он. – Дрова и уголь люди получают из Леса. А также грибы и листья для чая. Вот для чего нужен Лес. Все. Больше там ничего нет.

– Но кто-то же должен рубить деревья, выкапывать уголь, собирать грибы? Значит, там все-таки живут?

– Верно, живут. Несколько человек. Они собирают для нас дрова, уголь, грибы в обмен на зерно и одежду. Обмен происходит раз в неделю в условленном месте, и занимаются этим специально обученные люди. Никаких других контактов с лесными не происходит. Они не приближаются к Городу, мы не заходим в Лес. Они слишком не такие, как мы.

– В каком смысле – не такие?

– Во всех смыслах, – отвечает старик. – Во всех, с какой стороны ни смотри… Однако не вздумай с ними знакомиться. Они опасны. Скорее всего, попытаются плохо на тебя повлиять. Потому что ты – еще не сложившийся человек. Пока не окрепнешь для Города окончательно, не рискуй зря, обходи опасности стороной. Лес – это просто лес. Так и напиши на своей карте. Понятно?

– Понятно.

– Но особенно опасна зимой Стена. Чем вокруг холоднее, тем крепче она сжимает свое кольцо – и тем жестче контролирует жителей Города. А мы еще больше убеждаемся, что она вокруг нас навсегда. От ее внимания не ускользнет ни одно, даже самое маленькое событие в Городе. Поэтому запомни: что бы ты ни задумал – это не должно быть связано со Стеной, а ты сам не должен к ней приближаться. Повторяю: ты еще не окреп, не разобрался в себе. Твое сердце еще терзают сомнения, сожаления, слабости, тебя легко сбить с толку. Зима для тебя – самое опасное время года…

И все-таки до прихода зимы я должен хоть немного изучить Лес. Пора отдавать моей тени обещанную карту. Но именно Лесом она интересуется чуть ли не больше всего. Дорисую Лес – и карта готова.

Серая птица с распростертыми крыльями медленно и неумолимо наползает на Город с Северного Хребта. Чем ближе она, тем слабее солнце: сквозь угрюмую пепельно-серую пелену уже едва пробиваются растерявшие золото лучи. Лучшее время года для моих раненых глаз. Тучи с неба уже не сходят, и даже осипший ветер больше не может их разогнать.

Я вхожу в Лес по дороге вдоль Реки и углубляюсь в чащу. Держась поближе к Стене, чтобы не заплутать. Так я, по крайней мере, отслежу, где она проходит.

Поход дается нелегко. Я забредаю в овраги, заросшие ягодными кустами выше головы. То и дело залезаю в болото, и тогда на лицо и ладони оседает липкая вуаль от бесчисленных огромных пауков. В зарослях постоянно что-то движется, ворочается, шуршит. Гигантские ветви скрывают небо, обращая лесные сумерки в полумрак океанской пучины. Под каждым деревом меж корней гнездятся грибы самых разных цветов и оттенков, отчего земля напоминает кожу, испорченную неизлечимой болезнью.