Харуки Мураками - Страна Чудес без тормозов и Конец Света [litres]

– Кажется, с уборкой придется повозиться, – предположил Коротышка.

– Да уж, – согласился я. – Денег, опять же, потрачу…

– Деньги тут ни при чем. Это война. Будешь деньги считать – войну не выиграешь.

– Это не моя война.

– Чья война – неважно, как и чьи деньги. Война есть война. Сдавайся, приятель. Руки вверх.

Коротышка вынул из кармана белоснежный платок, приложил ко рту и пару-тройку раз кашлянул. Затем изучил платок и сунул обратно в карман. Хотя это всего лишь мой предрассудок, я никогда не верю мужчинам с носовыми платками. Во мне вообще полным-полно предрассудков подобного рода. Поэтому люди обычно меня сторонятся. И чем дальше сторонятся, тем больше у меня предрассудков.

– После того, как мы уйдем, сюда прибегут людишки Системы. Скажи им, что мы заходили. И разворотили тебе всю квартиру, пытаясь что-то найти. И спрашивали у тебя: «Где череп?» Но ты ни о каком черепе не слыхал. Понял, нет? Чего не знал – не сказал, чего не имел – не отдал. Даже под пыткой. Поэтому мы ушли с пустыми руками.

– Под пыткой? – не понял я.

– Подозревать они тебя не станут. Они же не знают, что ты спускался к Профессору в лабораторию. На сегодняшний день это знаем только мы. Поэтому они вреда тебе не причинят. Ты – первоклассный конвертор, тебе поверят. Решат, что мы – Фабрика, и закопошатся. Все просчитано.

– Минуточку, – не унимался я. – О какой пытке речь?

– Потом объясню как следует, – ответил Коротышка.

– А что если меня заставят сказать всю правду?

– Если ты это сделаешь, – прищурился Коротышка, – они сотрут тебя в порошок. Это не ложь, не угроза. Так и будет. Сам прикинь: не сообщив Системе, ты спускался к Профессору и делал для него запрещенный шаффлинг. Уже одного этого хватит, чтобы ты из проблем до конца жизни не выпутался. Но ты еще и позволил Профессору использовать себя в экспериментах. Думаешь, это сойдет тебе с рук? Да ты просто не представляешь, в какой заднице оказался. Посмотри на себя. Ты стоишь на перилах моста на одной ноге. Думай хорошенько, в какую сторону падать. Свалишься не туда, покалечишься – никто за тебя и гроша ломаного не даст.

Мы взглянули друг на друга с двух концов одного дивана.

– У меня вопрос, – сказал я. – Предположим, я помогу вам и совру Системе. Но какая мне от этого выгода? Ведь я прежде всего – конвертор Системы, а о вас вообще ничего не знаю. Зачем же мне врать своей организации и сотрудничать с кем попало?

– Это просто, – ответил Коротышка. – Мы знаем твою ситуацию, но оставляем тебя в живых. Система пока не знает твоей ситуации, но если узнает – тебе конец. Значит, на нас делать ставку гораздо разумнее. Очень просто, не так ли?

– Но рано или поздно Система тоже все разнюхает. Уж не знаю, о какой ситуации вы говорите, но не может не разнюхать. Слишком мощная организация, и очень неглупые люди ею управляют.

– Наверное, – согласился он. – Однако до тех пор у нас есть немного времени. Повезет – и тебе, и нам удастся решить свои проблемы. Вот он, твой выбор. Если какой-то шанс хоть на один процент выше других – пробуй его. Как в шахматах. Тебе ставят шах – ты убегаешь. А пока убегаешь – противник, возможно, допустит ошибку. Ведь от ошибок не застрахован никто, даже самые сильные игроки… Итак!

Он посмотрел на часы, перевел взгляд на Верзилу и щелкнул пальцами. От щелчка тот включился, как робот, отвесил челюсть, подошел к дивану и, нависнув надо мной, заслонил всю гостиную, точно ширма. Да что там ширма – киноэкран «драйв-ина». [41] Кинотеатр-автостоянка с большим экраном, где можно смотреть кино, не выходя из машины. Были распространены в США в 50–60-х гг. ХХ в., к 1980-м практически исчезли. Сейчас так называются преимущественно рестораны с отдельным окошком для клиентов за рулем. Его туша отбрасывала на меня угрюмую тень, закрывая свет люстры. И я вспомнил, как еще подростком наблюдал на школьном дворе солнечное затмение. Всему классу выдали вместо фильтров стеклышки, которые мы коптили на свечке. Давно это было. Четверть века назад… Знал бы я тогда, в какой заднице окажусь двадцать пять лет спустя.

– Итак, – повторил Коротышка. – Сейчас нам придется тебе доставить небольшие неприятности. Тебе, возможно, они даже покажутся очень большими неприятностями. В любом случае, ты должен знать, что все делается ради твоего же блага, и немного потерпеть. Снимай штаны.

Я обреченно повиновался. А что мне еще оставалось?

– Спустись на пол и встань на колени.

Я сполз с дивана и встал коленями на ковер. Стоять в такой позе, когда на тебе только футболка и спортивные трусы – ощущение, что говорить, престранное. Однако задуматься об этом всерьез мне не дали. Примостившись сзади, Верзила пропустил ручищи у меня под мышками и заломил мои локти за спину. Он проделал это быстро, легко и почти безболезненно. Я совсем не чувствовал, что на меня давят. Но как только я шевельнулся, руки от плеч до запястий пронзила такая боль, словно их выкручивали из тела. Затем, навалившись коленями на мои лодыжки, он запер меня в замок с головы до пят. И я застыл, как мишень в детском тире. Картонная утка с задранными крыльями, по которой могут палить все кому не лень.

Коротышка сходил на кухню и принес забытый братцем на столе карманный нож. Нажал на кнопку, выпустил лезвие сантиметров семь длиной и, достав из кармана зажигалку, начал прокаливать острие. Короткий и компактный нож вовсе не выглядел смертоносным оружием, но то, что это не безделушка из скобяной лавки, я понял с первого взгляда. Ножа такого размера вполне достаточно, чтобы нарезать из человеческого тела бефстроганов. Человек, в отличие от медведя, мягкий, как персик, так что семи сантиметров хватит с лихвой.

Завершив стерилизацию, Коротышка дал лезвию немного остыть. Затем подошел ко мне, сунул левую руку под резинку спущенных трусов и вытащил наружу мой пенис.

– Сейчас будет немного больно. Терпи, – предупредил он.

Сгусток воздуха размером с теннисный мяч поднялся со дна желудка и подкатился к самому горлу. На носу выступила испарина. От мысли, что меня сейчас кастрируют, я затрясся как припадочный. Прощай, эрекция. Во веки веков, аминь…

Но Коротышка не стал увечить мой пенис. Подняв руку с ножом, он сделал на моем животе – пальца на три ниже пупка – глубокий надрез сантиметров пять или шесть длиной. Кончик лезвия, еще горячий, мягко вошел в мою плоть и ровнехонько, как по линейке, раскроил ее слева направо. Я было попытался увернуться от ножа, но Верзила распял меня так, что я не мог шелохнуться. Не говоря уж о том, что левая рука Коротышки мертвой хваткой сжимала мой пенис. Я покрылся холодным потом. И тут все тело, точно иглою, пронзила острая боль. Коротышка стер бумажной салфеткой кровь с лезвия, сложил нож – и Верзила отпустил меня. Мои белые спортивные трусы спереди побурели от крови. Верзила принес мне из ванной новенькое полотенце, и я прижал его к ране.