Георгий Иванов - Кольцо Сатурна [Фантастика Серебряного века. Том XIII]

Он проиграл очень немного, но другие, и в том числе мой эскадронный командир, оставили порядочные куши. Я поспешил увести Мишу, и с тех пор встречал Кнобеля только на улице, причем мы ограничивались молчаливым поклоном. Человек этот был мне несимпатичен с первой минуты, а теперь тем более, когда я узнал, что его карточные вечера стали обычным явлением и счастье неизменно благоприятствует ему.

Сколько мне было известно, Львов держался в стороне от этих вечеров, и потому мне было очень неприятно слышать, что он, в конце концов, не выдержал характера. Долго не думая, я тоже отправился в «Европейскую гостиницу» и послал свою карточку Кнобелю. Как и следовало ожидать, он просил меня войти и очень любезно поднялся мне навстречу.

Сидело человек семь офицеров и молодых юристов; все они были мне более или менее знакомы. Играли в макао. Львов был бледен и мрачен, хотя счастье, очевидно, благоприятствовало ему, судя по груде лежавших перед ним денег. Его немного передернуло при моем появлении, как человека, пойманного на месте. Он молча протянул мне руку и углубился в игру. Мне хотелось поскорее сообщить ему приятную весть и увести его отсюда прочь; но сделать это сразу было неловко. Я сел за стулом Львова. Он ставил большие куши, но все остальные игроки, за исключением банкомета, оставались в большом проигрыше.

Так прошло более четверти часа. Наконец, я шепнул ему:

— Перестань, Миша. Мне нужно сообщить тебе нечто важное.

Он только молча кивнул толовой.

— Можно поставить какой угодно куш? Вы отвечаете? — спросил он банкомета, на что тот только любезно поклонился в знак согласия.

Львов поставил на карту все лежавшие перед ним деньги.

Ставка была проиграна.

Ни один мускул не дрогнул на бледном лице Львова. Он спокойно поднялся с места.

— Теперь я к твоим услугам. Пойдем.

Мм наскоро простились, — в картежном доме не стесняются, — и через несколько минут были уже на улице.

— Ты хотел что-то сказать мне? — начал Львов. — Но я хотел предупредить тебя: если ты намерен бывать у Кнобеля…

— Я надеюсь, что это был мой последний визит. Да и твой, я думаю, тоже. Порядочный куш ты проиграл на одну ставку!

— Не знаю, право; я не считал своего выигрыша, знаю только, что своих проиграл около тысячи…

— Тысячу рублей за какой-нибудь час сомнительного удовольствия! Неужели ты сам не находишь, что это безумие, Миша?

Он задумчиво пожал плечами.

— Во-первых, я могу завтра же выиграть втрое больше. А во-вторых, в те несколько месяцев, что мне остается жить, я могу позволить себе даже проигрыш.

Странная мысль блеснула у меня в голове. Я схватил Мишу за руку и пристально посмотрел ему в лицо.

— Этот спиритический сеанс был, вероятно, также устроен Кнобелем?

Львов смутился и старался избежать моего взгляда. Я не сомневался более и поспешил переменить разговор, сведя его на Верочку.

— Она чудная девушка, — согласился он, — но я несчастнейший человек в мире. Я люблю ее и, если бы не это несчастное предсказание, может быть, сделал бы ей уже предложение. Но человек, отмеченный смертью, не может связывать с собою судьбу молодого, ни в чем не повинного создания. Вот почему нога моя не будет больше в доме Ростовских.

Я разразился новой филиппикой против его безумного легковерия, но все напрасно. Когда мы прощались у его дома, он проговорил с бледным проблеском надежды:

— Я решил сделать еще один опыт. На днях будет новый сеанс. Я попрошу вызвать дух моей матери. Если я увижу и ее так же ясно, как сестру, я надеюсь, что ты перестанешь называть меня легковерным чудаком.

— Хорошо. Но ты должен ввести и меня на этот сеанс.

— Это невозможно!.. — ответил он решительно. — Я уже пробовал, не называя, конечно, твоего имени, но мне объявили, что никто чужой не будет более допущен. Я не желаю подвергать себя новому отказу.

На другой день, отправляясь в казармы, я вздумал сделать небольшой круг и пошел маленьким переулком, по которому не проходил обыкновенно. Вдруг в одном из домов отворилась калитка, и из нее вышел барон Кнобель, одетый в великолепную шубу.

Он сразу узнал меня, но встреча была ему, казалось, неприятна, потому что, молча поклонившись, он быстрыми шагами прошел мимо. Мне показалось это странным. Я пошел своей дорогой, пока он не завернул за угол; тогда я поворотил назад и позвонил у калитки.

— Ты знаешь того господина, что сейчас вышел отсюда? — спросил я дворника.

— Барона Кнобеля? Так точно, ваше высокоблагородие.

— А ты знаешь, у кого он бывает здесь в доме?

— Как же не знать!.. У госпожи Барыковой, во втором этаже.

— Спасибо, — сказал я, суя ему в руку бумажку. — Госпожа Барыкова вдова?

— Так точно, — отвечал дворник с еще большей готовностью. — Вдова с двумя барышнями.

Он, конечно, не отказался бы отвечать и на дальнейшие расспросы, но я удовольствовался тем, что узнал. Если мои предположения о том, что барон Кнобель участвует в сеансах, справедливы, то с таким ловким противником надо действовать в высшей степени осторожно, не возбуждая его подозрений.

На ученье я был очень рассеян. Всевозможные планы, один другого несбыточнее, вертелись у меня в голове. Не зная, на что решиться, я инстинктивно отправился на квартиру к Львову.

Дверь в переднюю стояла отперта, и я, по праву близкого человека, прошел прямо.

Денщик Львова, Костецкий, которого я всегда недолюбливал за его пронырливость, перебирал что-то на столе. Увидев меня, он вытянулся, но я заметил, что он смешался и старается незаметным образом зажать что-то в правой руке.

— Господин поручик только что вышли, — доложил он, не выждав моего вопроса. — Я тут прибирал маленько, пока поручика нет дома.

Хитрые глазки его с трудом выдерживали мой взгляд.

— А что у тебя там в руке? — спросил я.

— Ничего, ваше высокоблагородие, — заговорил он, запинаясь, — картинки…

Я быстро вырвал у него из рук фотографии; это были карточки ближайших родственников Львова, и в том числе последний портрет его покойной матери. На столе лежал наскоро захлопнутый альбом.

— Это что же значит? — воскликнул я, смутно предчувствуя, что напал на след разгадки. — Зачем ты вынул эти карточки? Говори сейчас правду!

Костецкий задрожал от страха.

— Виноват, ваше высокоблагородие, я… ничего. Я завтра же хотел положить их обратно.

— Ты уже не в первый раз таскаешь карточки, а?

Мой грозный тон произвел желаемое действие.

— Виноват, ваше высокоблагородие…

— Кто тебе велел взять эти карточки? Кому ты хотел отдать их? Говори правду, не то попадешь под суд.

— Виноват, ваше высокоблагородие, девушка одна очень просила…

— Что такое? Какая девушка?

— Моя… моя знакомая, ваше высокоблагородие…