Георгий Иванов - Кольцо Сатурна [Фантастика Серебряного века. Том XIII]

— Кто она такая, твоя знакомая?

— Девушка. Маша… она служит в горничных у госпожи Барыковой.

— Ты уж и раньше давал ей карточки?

— Так точно, ваше высокоблагородие. Только на одни сутки. Я в целости положил их на место.

— Ты знаешь, зачем ей нужны были карточки?

Денщик сделал искренне недоумевающее лицо.

— Не могу знать. Она сказывала, что хочет показать барышне. Не губите, ваше высокоблагородие.

— Ну, хорошо: только сделай все, как я тебе скажу. Давай сюда альбом.

Я вынул из альбома несколько других карточек, в том числе жены нашего полковника, и передал их Костецкому.

— Ты отдашь эти фотографии своей Маше и скажешь, что это все родственники поручика. Вот это, скажешь, его матушка; понял?

— Так точно, ваше высокоблагородие; а только, что это командирша.

— Не рассуждай. Делай, что я тебе говорю. Когда ты увидишь Машу?

— Слушаю. Она в час обещалась быть на подъезде.

Я посмотрел на часы.

— Значит, через четверть часа. Так вот что. Я хочу повидать твою Машу. Я спущусь с лестницы через десять минут после тебя; а ты задержи ее до тех пор.

Так и случилось. Я переговорил с горничной и добился того, что мне было нужно.

Вечером, переодевшись в статское платье, я проник в квартиру г-жи Барыковой, как вор, по узкой и темной черной лестнице. Под сюртуком, на груди, у меня был спрятан маленький потайной фонарь, который я купил за час перед тем. Хорошенькая Маша оказалась вполне надежной сообщницей. Ровно в назначенный час она ждала меня у кухонных дверей и, сделав небольшую рекогносцировку, пригласила следовать за собой.

— Представление скоро начнется, — шепнула мне она в то время, как мы шли на цыпочках по длинному коридору. — Все господа уже собрались, и Михаил Сергеевич сейчас пришли.

Она отворила дверь, которая, со стороны гостиной, была завешена тяжелой портьерой.

— Стойте здесь, — сказала она мне, — пока там не погасят свет. А тогда можете преспокойно откинуть портьеру, в темноте вас никто не увидит.

Маша заперла за мной дверь, и я остался один на своем весьма неудобном посту. Ниша была очень неглубока, и мне приходилось плотно прижаться к двери для того, чтобы мое присутствие осталось незаметным сквозь складки драпировки. Желая ознакомиться несколько с местом действия, я осторожно раздвинул портьеру.

Комната, служившая, очевидно, столовой, была еще пуста. Обеденный стол был отодвинут в сторону, и вместо него поставлено полукругом несколько стульев. Перед этими стульями запертая дверь вела, вероятно, в тот маленький кабинетик, в котором являлся Львову дух его сестры. Комната была освещена одной только лампой.

Прошло минут пять, когда я услышал голоса, и несколько человек вошло, по-видимому, в комнату. Видеть их я не мог, так как не решался более раздвигать портьеру. Слов я также не мог хорошенько расслышать, потому что разговор велся вполголоса. Наконец, женский голос проговорил:

— Прошу садиться. Желаете, чтоб медиум был связан?

— Да, я желаю и прошу позволения самому связать его.

Это был голос Миши. В тоне его слышался проблеск надежды, что все это обман, и твердое намерение отнестись как можно строже и внимательнее ко всему происходящему.

Я услыхал, как передвигали стулья, как открыли дверь, и через несколько времени молодой женский голос произнес жалобно:

— Тише, мне больно! Ведь я и так не могу двигаться!

«Должно быть, малый основательно связывает ее», — подумал я про себя.

Наконец все стихло. Я решился раздвинуть немного драпировку и убедился, что в комнате наступила полная темнота. Я вышел из своего убежища, в котором, между прочим, едва не задохся, и стал осторожно пробираться по стене к двери в кабинетик. Глаза мои успели привыкнуть к темноте, и я мог различить неясные очертания темных сидящих фигур, тогда как меня трудно было увидеть на фоне темной стены. Вдруг где-то вблизи меня раздался шум, звон и треск, словно какое-то тяжелое тело упало на землю, гремя железными цепями. Я невольно вздрогнул, но в ту же минуту раздалась тихая музыка на каких-то неопределенных инструментах.

«Итак, представление началось, — подумал я. — Духи уже здесь».

Через несколько минут нежные, мелодические звуки стихли, и кто-то из сидящих в комнате спросил:

— Кто из уважаемых духов здесь присутствует? Вероятно, контролирующий дух нашего медиума?

Короткий, сухой стук послышался в ответ. По-видимому, на языке спиритов это считалось утвердительным ответом, потому что тот же голос продолжал:

— А, так это Феничка. Желаешь ты отвечать на вопросы?

На этот раз дух как будто обдумывал свой ответ; прошло несколько секунд, прежде чем раздался тот же стук.

— Если кто из присутствующих желает задавать вопросы, — сказал опять тот же голос, — так пожалуйста.

Сначала все было тихо, наконец, Миша заговорил, но каким-то сдавленным, совсем не своим голосом:

— Можешь ли ты, Феничка, вызвать дух моей покойной матери?

Такова сила влияния всего таинственного и сверхъестественного на ум человеческий, что я сам, несмотря на всю мою уверенность в наглом обмане, невольно вздрогнул, когда в ответ на слова моего приятеля послышался тот же сухой, короткий удар. Что же чувствовал бедный Миша, для которого последующие минуты должны были принести решение всей судьбы!

Я находился уже у самой двери в кабинетик. Вдруг послышался глухой треск, потом какой-то жуткий, жалобный звук и, наконец, шипение как бы выходящего из узкого отверстия пара. Снова послышалась тихая музыка, и продолговатый четырехугольник отворенной двери слабо осветился. Сначала появились клубы белого облака, подобно тому, как бывает на сцене при внезапных появлениях или исчезновениях актеров, потом в облаке этом начала постепенно вырисовываться человеческая фигура.

Я осторожно выдвинулся из-за скрывавшей меня отворенной половники двери. Теперь и я почувствовал то ледяное дыхание, о котором рассказывал Львов и которое я отнес тогда на долю его возбужденного воображения. Через несколько секунд пары окончательно рассеялись, и передо мной предстала в белом, напоминающем саван одеянии супруга нашего командира. Обман был так полон, что, при других обстоятельствах, я готов бы был прозакладывать голову, что вижу ее саму. Та же прическа, брови, то же резкое очертание губ, тот же заостренный нос. Но я не дал себе времени разглядеть явление повнимательнее; я боялся, что крик удивления из уст моего товарища заставит духа немедленно скрыться. Я наскоро расстегнул сюртук так, чтобы свет фонаря прямо упал на явление, одним прыжком очутился рядом с духом и крепко обхватил ее за талию.

— Света! — закричал я. — Зажги лампу, Миша; мы посмотрим, что это за дух.

Мое неожиданное появление произвело удивительное действие. Дух издал отчаянный вопль, не имевший в себе ничего сверхъестественного, и после бесплодных попыток освободиться из моих железных объятий, тяжело, по-видимому, в обмороке, опустился мне на руки. В кабинетике за нами послышался топот и возня, как будто кто-то напрасно искал выхода; в столовой же поднялась такая беготня, точно на пожаре; но в ту минуту, как Львов чиркнул спичкой, чтобы зажечь лампу, в двери, ведущей во внутренняя комнаты, уже щелкнул замок.