Ксения Хан - Хозяин теней [litres]

Негромкий разговор теперь еле слышен, но она все равно разбирает последнюю фразу миссис Давернпорт:

– Моя бабушка говорила, что модель приходилась ей сестрой. Так что, Тео, можно сказать, что ее ведьмовской род – и мой тоже.

– Что ты так смотришь? Не ожидал?

Теодор не может отвести глаз от благородной бледности ее щек, носа с горбинкой и правильного точеного подбородка. Только теперь он, вдруг прозрев, замечает, что взгляд Элиз Вебер всегда оставлял в нем незначительный, но бесспорный след, что-то в ней заставляло его откликаться на ее взгляды и жесты, как будто она и тогда, и теперь могла бы увлечь его за собой. Лет двадцать назад он чуть было не попался на ее уловки, но сейчас…

– Что же ты молчала? – выдыхает он. – Ты знала, что я, как фомор заведенный, ищу картины не просто так!

Элоиза поводит плечом, поправляя сползший с шеи атласный шарф.

– Ты никогда не говорил, для чего они тебе. Да и про ведьм я, признаться, слышу второй раз в жизни.

Каково было бы его удивление, если бы о родстве Элоизы с неизвестной моделью Уотерхауса он узнал не сегодня, а спустя месяцы долгих поисков? Как бы ни клял Теодор свою судьбу, иногда она бывает к нему благосклонна, раз свела с Элоизой именно сегодня.

Но сейчас, пригвожденный к месту неожиданным открытием, он совершенно не знает, с чего следует начать разговор с потомком ведьмы. Да и настоящим ли потомком?

– Вижу, ты вновь не находишь слов, – кривит губы Элоиза. – Что ж, раз теперь я, похоже, тебе интересна, приглашаю на обед в наше поместье. Мы с мужем будем тебя ждать, позвони мне. А сейчас прошу меня простить…

Она приседает в плавном реверансе и уходит, взмахнув на прощание легким сине-голубым, в тон шляпке, шарфом.

– Элиз!

– Мне некогда, Тео, я спешу!

Она исчезает за статуями античных героев. Атлас качает головой ей вслед и стоит, сраженный новыми знаниями о той, с кем знаком дольше, чем с Беном.

Удивительно. Он мог бы полжизни – не своей, а Паттерсона – потратить на поиски потомков ведьм с полотен прерафаэлитов, но так и не вытащить на свет правду, которая маячила прямо перед его носом.

В тишине музея, необычно безлюдного, Теодор слышит только, как громко стучит его сердце, разгоняя кровь по онемевшим рукам и ногам, и как неподалеку разговаривает с кем-то по телефону покинутая им мисс Карлайл.

– Я в порядке, почему ты спрашиваешь? – звучит ее сердитый, почти шепчущий голос. – Еще нет, я хочу сравнить их, когда… Хватит заикаться, Шон! Да в чем дело?

Голова постепенно пустеет. Остается только шум крови в ушах и шепот говорливой мисс, который кажется сейчас пустым потоком слов.

От судьбы не сбежать, Теодор Атлас. Быть тебе навечно привязанным к ведьмам, от них ждать и беды, и спасения.

Что ему делать теперь, когда ниточки, ведущие от картинных моделей, сплелись вдруг в единый узел по имени Элоиза Вебер? Каждая встреча с ней заканчивается для Теодора растревоженным ворохом воспоминаний, от которых становится плохо и на душе, и в сердце. Их история завершилась двадцать лет назад, а теперь вдруг должна обрести эпилог?

Теодор не любит эпилоги. Они – обещание сказочных финалов при плохом конце. Всем известно, что сказки врут.

– Мистер Атлас!

Громкий возглас мисс Карлайл разносится эхом. Вздохнув, смяв в кулаке желание закатить глаза, он идет в соседний зал и находит ее замершей напротив полотна Берн-Джонса. Цикл «Шиповник» – «Заколдованный лес».

– Откуда в вас такая любовь к Берн-Джонсу? – спрашивает Атлас, останавливаясь прямо за ее спиной. Клеменс вздрагивает.

– Взгляните!

Наплевав на приличия, она тянется рукой к полотну через заградительный шнур.

– Мисс?

Тонкий палец с ободком золотого кольца указывает на спящего рыцаря, одного из четырех, которых на своем пути к принцессе встречает принц. Рыцарь откинул голову на куст шиповника, прорастающего сквозь брошенные латы прежних защитников короля, он смугл и темноволос, об острые скулы можно, как говорят романтики, порезаться.

Теодор рассматривает его не дольше пяти секунд.

– И?..

– Разве этот человек никого вам не напоминает? – спрашивает она, округляя и без того большие глаза.

– Кого, например?

Клеменс сердито вздыхает и делает шаг назад, не сводя глаз с полотна. Затем глядит на Теодора, несколько раз моргает и всматривается в его лицо с таким вниманием, что ему становится не по себе.

– Это не вы… – шепчет она, не сводя с него пристального, пугающего уже взгляда. Теодор открывает рот, чтобы ответить остротой, но в последний момент решает дождаться пояснений.

Тишина становится невыносимой оттого, что нарушается лишь прерывистым дыханием Клеменс.

– Это все? – интересуется Теодор, все еще пребывая в недоумении. – Без авторских ремарок ваша реплика звучит странно. Хотелось бы более развернутого… ответа.

Клеменс мотает головой с таким видом, будто только что похоронила любимую зверушку.

– Поверить не могу, – тихо говорит она, снова вглядываясь в лицо стражника. – я же была почти на сто процентов уверена, а теперь…

Клеменс кусает губы, оглядывается на Теодора, вновь внимательно смотрит на полотно с четырьмя спящими стражниками и принцем в латных доспехах. Все они немного похожи друг на друга, а еще на персонажей других работ Берн-Джонса и Россетти, но Атлас замечает это только теперь. И отбрасывает совершенно лишнюю мысль в сторону.

Мисс Карлайл мечется между «Заколдованным лесом» и «Палатой советов».

– Поверить не могу, – повторяет она убитым голосом. – Какая же я глупая дура!

Сейчас она больше похожа на сумасшедшую, но Теодор молча наблюдает за ее суетой и ждет, когда она успокоится.

– Я же была уверена, я была так уверена… – бормочет Клеменс. Потом вдруг оборачивается и хватает замершего у «Шиповника» Теодора за рукав. – Подойдите-ка сюда!

Что за отвратительная привычка у нынешней молодежи – так бестактно цепляться за руки!

Она тянет Теодора к картинам Россетти. Останавливается, взгляд ее снова мечется между ним и фигурой Данте.

– И?..

Клеменс ловит ртом воздух, часто моргает, прикрывает на мгновение глаза.

– Это не вы, – повторяет она странную фразу, от которой отчетливо веет помешательством. – Не стражник, не Данте – даже не рыцарь Ламии, и прочь сомнения!

Она вдруг шагает к Теодору и оказывается так близко, что он видит на ее щеках трепещущие тени ресниц. Клеменс хмурится, кусает губу, осматривает каждый миллиметр его лица.

– Как же так… – начинает она, и он не выдерживает.

– Хватит!

Она слишком близко. Тяжело дышит, будто пробежала не одну милю, и глядит не моргая. От нее едва уловимо пахнет травами и лавандовым шампунем, волосы у корней золотятся светлым.